Нейтральный стиль

Известная мысль М.М. Бахтина о том, что далеко не все эпохи обладают своим литературным стилем, подтверждается литературной ситуацией 20 - 30-х годов. В самом деле, 20-е годы - в постоянном поиске тех стилевых структур, которые наиболее адекватно могут отразить и выразить время; 30-е годы - период сотворения и обретения этого стиля, его окостенения, догматизации и политической канонизации. Это "нейтральный", или "авторитарный" стиль. В 20-е годы это всего лишь одна из стилевых доминант, это еще не авторитарный стиль, а всего лишь "классическое" слово.

Именно эта стилевая тенденция, представленная в творчестве М. Горького, К. Федина, А. Фадеева, Л. Леонова, А. Толстого и др., стала основополагающей для литературы соцреализма. Она отличалась от "нового слова", включавшего в себя две стилевые доминанты - орнаментализм и сказ - прежде всего ориентацией на монологический тип повествования, при котором речь рассказчика не является предметом изображения и лишена каких-либо четких социальных ориентиров, не была социально маркирована. Нейтральность речи повествователя, строго ориентированной на нормы литературного языка, была связана с тем, что в творческие задачи художников не входило изображение характера повествователя, который чаще всего вообще не ощущался как самостоятельный браз, как, скажем, в "Деле Артамоновых" Горького или в "Разгроме" Фадеева, а если и входил в повествование на правах авторского "я", то создавался сюжетными, а не языковыми средствами. "Нейтральный стиль" полемичен в отношении "нового слова" в том смысле, что не сориентирован на изображение "чужой" речи, как сказ, или на расширение ее смыслового метафорического пространства, как орнаментализм.

154

На протяжении всех 20-х годов эти тенденции оказывались в равной степени продуктивны и, взаимодействуя, создавали мощную полифоническую структуру. Но с первой половины 30-х годов ситуация начинает постепенно меняться и "новое слово" благодаря усилиям критиков, по большей части бывших рапповцев, оказывается под подозрением, объявляется либо формализмом (орнаментализм), либо натурализмом (сказовые стилевые тенденции).

По мере того как новый реализм постепенно перерождался в нормативную эстетическую систему, нейтральный стиль становился авторитетным стилем и превращался в авторитарный стиль. Эти процессы затрагивают не только стилевой уровень; напротив, они являются отражением общей для литературы 30-х годов тенденции: догматизации социалистического реализма, его окостенения, эволюции живой эстетической системы в нормативную. Авторитарный стиль, окончательно утвердившийся уже позже, в 40-е годы, является непременной чертой этой нормативной нереалистической эстетики, называемой социалистическим реализмом 30 - 50-х годов.

Итак, на протяжении всех 30-х годов в литературном языке происходят существенные процессы: "новое слово" оказывается под подозрением как проявление формализма или же натурализма, а нейтральный стиль претерпевает, во многом в связи с утратой альтернативы, весьма существенную эволюцию. Исследователи языковых процессов, происходящих в литературе рассматриваемого периода, приводят высказывание К. Маркса: "Язык, лишь только он обособляется, конечно, тотчас же становится фразой". И далее добавляют: "Обособляется - от жизни общества, от исторического момента, от социальной и индивидуальной характеристики, от создателя, от адресата, от носителя стиля - человека". "Обособление есть главный признак условного, искусственного стиля"¹⁵⁹.

Основными чертами такого стиля, сформировавшегося уже позже, во второй половине 40-х годов, является, во-первых, монологичность, при которой "доминирующее авторское мировосприятие всецело подавляет персонажей, включает их в орбиту своего мышления, видения мира", во-вторых, "отказ от автономного существования персонажа и самостоятельности его стилевой зоны, разрушение естественного контакта с устно-разговорной речью,

155

всегда являвшейся в русской литературе одним из самых мощных источников обновления и развития стиля". В результате "живую игру слова, отражающую живую игру ума и чувств персонажей, замещает логическая упорядоченность фразы, ее нейтральная, формально-грамматическая стройность"¹⁶⁰. Иными словами, нейтральный стиль в силу своей монологичности не допускает какого бы то ни было проникновения "чужой речи", следовательно, исключена установка и на устную речь. Эти черты нейтрального стиля проявились не только в творчестве М. Бубеннова и С. Бабаевского, В. Ажаева и В. Попова, но и К. Симонова, и И. Эренбурга, и М. Горького.

Широкая распространенность в литературе 30-х годов и почти безраздельное господство в последующие периоды нейтрального стиля объясняются тем, что здесь, на эстетическом уровне, проявились важнейшие для эпохи тенденции общественной жизни. Новая советская идеология формирует для себя соцреалистическую эстетику, жестко и рационалистично кодифицированную, отступление от которой уже не мыслится. Поэтому нейтральный стиль не только утверждается в литературе как единственно возможный, но и превращается в авторитарный стиль.

"Авторитарное слово, - писал М.М. Бахтин, - требует от нас признания и усвоения, оно навязывается нам независимо от степени его внутренней убедительности для нас; оно уже преднаходится нами соединенным с авторитетностью"¹⁶¹. В том-то и дело, что литература 40 - 50-х годов, литература социалистического реализма, литература огосударствленного типа, не могла не быть "авторитетной", "независимо от степени ее внутренней убедительности для нас": устами В. Ажаева или В. Попова, А. Толстого или А. Фадеева вещало государство. Здесь уже неуместна игра с чужим словом или расширение смыслового пространства прозаического текста по законам метафорического поэтического языка. Здесь возможна лишь полная чеканная ясность - та ясность, которую мог дать нейтральный стиль, превратившийся в авторитарный. Это превращение углубляло дистанцию между действительностью, в повседневность которой был погружен читатель, и словом, с которым обращался к нему художник. Дистанция эта обусловлена законами существования авторитарного стиля. "Связанность слова с авторитетом, - по мысли Бахтина, - все равно признанным нами

156

или нет - создает специфическую выделенность, обособленность его; оно требует дистанции по отношению к себе... Авторитарное слово требует от нас безусловного признания, а вовсе не свободного овладения и ассимиляции со своим собственным словом. Поэтому оно не допускает никакой игры с его границами, игры с обрамляющим его контекстом, никаких постепенных и зыбких переходов, свободно-творческих стилизующих вариаций. Оно входит в наше сознание компактной и неразделимой массой, его нужно или целиком утвердить, или целиком отвергнуть. Оно неразрывно срослось с авторитетом - политической властью, учреждением, лицом, - оно стоит и падает вместе с ним"¹⁶².

Этими особенностями авторитарного стиля обусловлено и такое его свойство, как неспособность к взаимодействию с альтернативой. "Авторитарное слово не изображается, - оно только передается. Его инертность, смысловая завершенность и окостенелость, его внешняя чопорная обособленность, недопустимость в отношении к нему свободно стилизующего развития, - все это исключает возможность художественного изображения авторитарного слова". Именно этим обстоятельством объясняется тот факт, что литература социалистического реализма практически не знает жанра полифонического или диалогического романа: художественная структура произведения спроецирована не на спор, в его контексте "нет игры, разноречивых эмоций, оно не окружено взволнованной и разнозвучащей диалогической жизнью, вокруг него контекст умирает, слова засыхают"¹⁶³.

Именно в силу этих особенностей авторитарный стиль вытеснил из советской литературы альтернативные стилевые тенденции и господствовал в течение всех 40 - 50-х годов.

157