В архиве Г.О. Винокура хранятся некоторые записи, относящиеся к самым последним дням его жизни. Это черновые наброски, проекты, проспекты и планы на будущее, свидетельствующие о том, что самая главная работа для ученого во многом еще только начиналась и что замыслы его (в частности, посвященные проблемам, которые составили содержание настоящей книги) были поистине огромны. Но особого внимания заслуживает тот факт, что все эти записи касаются работы учебного характера.
Григорий Осипович был УЧИТЕЛЕМ ПО ПРИЗВАНИЮ и шутя называл преподавание "моим святым ремеслом" (слова поэтессы Каролины Павловой). "Он <...> особенно любил детей, молодежь, -вспоминает ученица Винокура, - и молодежь отвечала ему горячей привязанностью <...> его аудитория была всегда переполнена, несмотря на то, что среди студентов-филологов языкознание слывет "скучным", "сухим" предметом. Винокур был желанным гостем на всех студенческих праздниках и собраниях. В военные годы он пачками получал от своих учеников письма с фронта и из эвакуации. К нему шли не только на консультации по его предмету, но и поделиться своими житейскими радостями и горестями, почитать ему свои стихи, поговорить о любимых поэтах. И все от него уходили с хорошим настроением, с улыбкой. Двери его дома всегда были открыты для всех, кто интересовался его работой, его наукой, нуждался в его совете, помощи, поддержке"1.
"Он отвечал своим воспитанникам-фронтовикам аккуратно, тепло, задушевно, - вспоминали другие ученики, - он помнил всех не
433
только по темам студенческих работ. Он знал каждого в его индивидуальности, помнил, кто в какой части воюет, кто и в каком чине, кто ранен и кто награжден, у кого погибли родные. В силе и искренности этой переписки студенты были уверены так же, как и в силе научной аргументации любимого профессора"2.
Последнее занятие со студентами Г.О. Винокур провел накануне своей кончины. А начал преподавать в высшей школе он в 1930 году. В 1936 году получил звание профессора, в 1943 году - ученую степень доктора филологических наук. За эти годы он читал в вузах, главным образом - московских (институте иностранных языков, пединституте им. Потемкина, литературном институте им. Горького, ИФЛИ, а затем преобразованном из его факультета филологическом факультете МГУ) самые разные курсы: лингво-исторического цикла (палеографию, историческую грамматику русского языка, старославянский язык, историю русского литературного языка) и примыкающую к нему диалектологию (ездил со студентами в диалектологические экспедиции); современного цикла (полный курс современного русского языка и стилистику), а также общеязыковедческого цикла (введение в языкознание и введение в изучение филологических наук). Он читал спецкурсы и вел семинарские занятия по языку Пушкина (поэтике и текстологии), по литературному и поэтическому языку пушкинской эпохи, по современному русскому словообразованию; отдельно занимался с группой, куда входили и студенты и аспиранты, чтением древнерусских и старославянских памятников письменности.
В 1942 году, после смерти своего любимого учителя и друга Дмитрия Николаевича Ушакова, Григорий Осипович возглавил кафедру русского языка филологического факультета МГУ. В руководстве ею Винокур продолжал традиции своих наставников - М.Н. Петерсона и Д.Н. Ушакова: традиции московской лингвистической школы. Ученики Г.О. Винокура вспоминают также, как плодотворно отражалась на работе кафедры его дружба с Р.И. Аванесовым, заведовавшим тогда кафедрой русского языка в Московском Педагогическом институте им. В.П. Потемкина. Кафедры "работали в тесном контакте, избегали дублирования, нередко проводили совместные заседания. Эти заседания обычно заканчивались острой и шумной, но всегда дружеской, дискуссией. Нередко они собирали всю лингвистическую Москву - и маститых ученых и совсем начинающих студентов и аспирантов. А.А. Реформатский, В.Н. Сидоров, Г.О. Винокур, А.Б. Шапиро, Р.И. Аванесов, С.Б. Бернштейн обычно начинали обсуждение, вводили неизвестные факты, высказывали новые точки зрения, в спор немедленно включался Л.В. Щерба, живший в те годы в Москве, а затем и все
434
присутствующие; дискуссия часто замирала только в метро3.
Для Винокура-педагога Д.Н. Ушаков всегда был самым высоким образцом и в других отношениях. Так же, как и он, Винокур придавал этой работе более важное общественно-культурное значение, чем писанию собственно научных трудов. "Часто приходится слышать, -говорил Григорий Осипович в 1943 году на заседании памяти Ушакова, - что педагогическая работа, в таком объеме взятая на себя Дмитрием Николаевичем, "убила" в нем исследователя и помешала ему написать полагающееся количество толстых книжек. Но интересно, что сам Дмитрий Николаевич был другого мнения. Не раз в личной беседе он говорил мне: "Перед смертью я Вам, Григорий Осипович, завещаю все, что в этом столе, и Вы там найдете достаточно материала не на одну толстую книжку". Когда я его спрашивал, почему он сам не напишет хотя бы одну такую книжку, он со своею обычной ласковой улыбкой отвечал: "Просто не ощущаю в этом никакой потребности <...> но это не значит, что все добытое мной и лежащее в этом столе я оставляю втуне. Я все равно этим пользуюсь в той или другой форме". Он здесь имел в виду, что результаты его исследовательских наблюдений <...> до всякой их систематизации и литературной обработки поступали в жизнь в форме общения со студентами, учениками, учителями"4. Будучи сам филологом пишущим, и пишущим блистательно, Г.О. Винокур, однако, разделял мысли своего учителя о том, что "воспитать и выучить аспиранта" - это больше для науки, чем написать научный труд5.
К любому виду преподавательской работы Г.О. Винокур относился с одинаковой ответственностью, любовью и душевным волнением. Вот опять слова его учеников: "Ученый большой эрудиции, блестящий лектор, воспитатель и любимец студентов - таким он остался в нашей памяти навсегда <...> Григорий Осипович читал интересно, увлекательно, с обилием остроумных и ярких примеров, свидетельствующих о его тонком вкусе и чувстве языка <...> После лекций Григория Осиповича, в которых безукоризненное знание материала сочеталось с систематическим изложением и новизной его освещения, у студентов создавалось полное представление о языке и стиле <...> писателей <...> о языковой полемике <...> об общих тенденциях развития русского литературного языка. Углубленное изучение русской стилистики,
435
которую особенно любил и мастерски излагал Григорий Осипович, обогащало словарный запас студентов, позволяло разбираться в тончайших оттенках значений слов и словоупотребления, создавало базу для изучения иностранных языков"6.
Именно Г.О. Винокур стал первым председателем научного студенческого общества на филологическом факультете МГУ в 1943 году7. И именно молодежная, студенческая и аспирантская аудитория первая услышала в 1945 году его доклад о проблемах изучения языка писателя (см. с. 33), который лег в основу его работы "Об изучении языка литературных произведений", вошедшей в состав этой книги.
Не удивительно поэтому, что среди первоочередных планов Григория Осиповича на самое ближайшее будущее, до которого ему не суждено было дожить, в центре (как показывают черновики) стояло учебное пособие по курсу истории литературного языка. Первая вузовская программа этого курса - для филологических факультетов и пединститутов - была разработана Г.О. Винокуром. Этот курс, согласно своей теории, он называл исторической стилистикой русского языка и считал, наряду с созданным им, совершенно необычным и новаторским курсом "Введение в изучение филологических наук"8, наиболее важным для настоящего языковедческого образования новых поколений специалистов.
Несмотря на то, что за последние тридцать лет наметился известный прогресс в методологическом обосновании этой дисциплины и появились новые учебные пособия, часть которых основана на взглядах Г.О. Винокура, - до полного осуществления задуманного им плана еще далеко и, возможно, будущим его исполнителям - преподавателям высшей школы - приводимый ниже проспект, составленный Г.О. Винокуром 7-го мая 1947 года, окажется полезным.
436
Предлагаемая книга должна явиться итогом моего почти пятнадцатилетнего преподавания названной дисциплины в высших учебных заведениях г. Москвы. Больше всего я преподавал эту дисциплину в МИФЛИ, который в 1941 году слился с МГУ, где я продолжаю вести этот курс до сих пор. Неоднократно я читал его также в Московском Городском институте им. Потемкина, где в последние годы он перешел к непосредственным моим ученикам в этой области*. Предлагаемая книга значится в научно-исследовательском плане филологического факультета МГУ. Она адресована студентам филологам, в первую очередь - университетам, но также и педагогическим институтам.
История русского литературного языка - дисциплина очень молодая, а потому в ней еще много неисследованного. Очень неравномерно изучен сырой материал памятников русского литературного языка, нет единства во взглядах на самый предмет той науки, которая называется историей этого языка. При теперешнем состоянии дел написать полную, систематическую историю русского литературного языка, которая хотя бы приближалась к идеалу**, - вещь непосильная не только для отдельного специалиста, но даже для группы их. Но именно для того, чтобы такая задача в более или менее близком будущем стала бы посильной, необходимо сделать достоянием общества то, что накопилось и обобщилось по этому вопросу у отдельных исследователей и чему может быть придан в известной мере целый и законченный вид. Мои "Лекции" представляются мне одним из таких начинаний.
Разумеется, здесь речь идет о нуждах не самой науки по себе, а о тех ее нуждах, которые теснейшим образом связаны с задачами высшей школы. Называя свой труд "Лекциями", я тем самым подчеркиваю, что в моих собственных глазах эта книга носит первенствующим образом педагогический характер. И не только по ее внутренней цели, но также и по изложению, чему я придаю особенно большое значение. Вместе с тем форма "Лекций", указывая на действительное происхождение книги, естественно подсказывается и невозможностью изложить все отделы курса с той равномерностью, к которой хотелось бы приблизиться в дальнейшем. Для примера, хотя бы, укажу, что безусловно невозможно представить сейчас с одинаковой полнотой в истории русского литературного языка отдела морфологии - с одной стороны, и синтаксиса - с другой.
Мои "Лекции" охватывают всю историю русского литературного языка с древнейших времен до наших дней. Сознаю смелость такого первого опыта построения курса, но считаю, что подобная попытка непременно должна быть сделана; тем более, что в этом направлении идет и действующая ныне вузовская программа (оговорюсь, что эту програму я считаю крайне несовершенной). Таким образом, весь курс
437
делится на отделы, соответственно историческим периодам. Этих периодов у меня семь: 1. Древнейший; 2. Позднесредневековый; 3. Конец ХVМ - начало XVIII веков; 4. Вторая половина XVIII века ("ломоносовский" период); 5. Конец XVIII - начало XIX века ("карамзинско-пушкинский"); 6. XIX - начало XX века; 7. Современный.
Предполагаемый вводный отдел выясняет основные понятия, связанные с курсом (что такое "литературный язык" и т.п.), трактует о методах изучения литературного языка и пр. Каждый отдел курса строится по одинаковому принципу: 1. Вводные замечания о языке эпохи; 2. Орфография; 3. Фонетика; 4. Морфология и синтаксис (или просто - "грамматика"); 5. Лексика; 6. Примерный анализ избранного текста; 7. Библиографические указания.
В самом тексте "Лекций" я избегаю нагромождения библиографических ссылок и вообще стремлюсь к тому, чтобы не придавать им внешности ученого исследования. К изложению привлекается разнообразный материал, который, однако, я также стараюсь не приводить в слишком больших размерах, так, чтобы не превращать их в самоцель и не делать препятствием к усвоению научных положений пособия.
Обязательным условием набора является для меня соблюдение орфографии прошлых эпох. Следовательно, для книги потребуются литеры 
и т.п. Однако, церковнославянский шрифт сам по себе в книге не обязателен, и есть полная возможность обойтись обычным гражданским шрифтом с добавлением тех букв, которых будет недоставать в нужных случаях.
Предполагаемый объем книги - 25 листов. Представить ее л мог бы в августе 1948 года.
Проф. Г. Винокур
*Главным образом, этот предмет читал В.Д. Левин.
**В Наброске предисловия к книге, помеченном 18 декабря 1946 года, Г.О. Винокур писал: "Я и сейчас не имею права считать эти "Лекции" своим последним словом по данному предмету. Но все же это некоторый итог длительных наблюдений, размышлений и педагогического опыта, итог, опубликование которого, как мне кажется, принесет известную пользу как нашей высшей школе, так и самой науке истории русского языка. Историей русского литературного языка как специфической проблемой истории русского языка вообще у нас занимались мало. В дореволюционной литературе известна только одна сводная, общая работа по этому вопросу: книга Е.Ф. Будде "Очерк истории современного русского литературного языка (XVIII - XIX века, Спб., 1908), составившая 12 выпуск "Энциклопедии Славянской Филологии". После революции <...> большую известность получили многочисленные труды В.В. Виноградова по истории русского литературного языка и среди них сводный, обобщающий труд "Очерки по истории русского литературного языка XVII-XIX вв.", вышедший в двух изданиях - 1934 и 1938 гг. Несмотря на многие
438
достоинства обоих этих трудов общего значения, ни один из них не кажется мне удовлетворительным. Основным недостатком труда Будде <...> я считаю недостаточное внимание к истории литературного языка как к особой традиции, не совпадающей с общей языковой традицией <...> не говорю уж об общей устарелости этого труда и о естественной его материальной бедности. Несравненно более богатые в отношении материала труды Виноградова грешат, с моей точки зрения, обратным. В них не просто русский литературный язык образует особую традицию языкового употребления, но чуть ли не каждый индивидуальный носитель литературного языка, каждый отдельный, во всяком случае крупный, писатель. Это ведет к недостаточному различению литературного языка общенационального и языка специально художественной литературы, иногда даже в его собственно художественных функциях, как он может быть наблюдаем в стиле отдельных художников слова. Это приводит, далее, к такому нерасчлененому рассмотрению, с одной стороны - лингвистических, а с другой - историко-литературных вопросов, какое вряд ли можно признать необходимым и полезным, как для дальнейшего роста науки, так и в чисто педагогическом отношении".
439
1
Цейтлин P.M. Григорий Осипович Винокур (1896 - 1947): Замечательные ученые Московского Университета. М., 1965. С. 70-71.
2
Памяти талантливого ученого-педагога // Русский язык в школе. М., 1947. № 4. С. 74. Подпись: "Группа учеников" [фамилии их указаны в библиографии (раздел Personalia) книги "Филологические исследования"].
3
Цейтлин P.M. Григорий Осипович Винокур. С. 70. Добавим, что эти заседания неоднократно посещал знаменитый литературовед-пушкинист, один из самых близких друзей Г.О. Винокура, С.М. Бонда.
4
Стенограмма этого выступления находится в ЦГАЛИ.
5
Г.О. Винокур успел подготовить к защите кандидатских диссертаций только двенадцать человек. Но у него учились, помимо его собственных аспирантов, все аспиранты кафедр русского языка и университета и пединститута, а также многие аспиранты литературоведческих кафедр.
6
Памяти талантливого ученого-педагога. С. 73-74.
7
Стремление незамедлительно вовлечь молодого филолога в самостоятельную научную работу было отличительной чертой его педагогического метода - метода ученого, прошедшего в молодости школу Московской Диалектологической Комиссии и Московского Лингвистического кружка.
8
Эти два курса как бы обрамляли лингвистический цикл наук, предлагаемых учащимся. Введение в изучение филологических наук Г.О. Винокур читал на первом курсе для того, чтобы раскрыть начинающим филологам суть избранной ими специальности. Историческая стилистика читалась на четвертом курсе, завершая языковедческое образование русистов. Оба курса, несомненно, стали самыми главными и самыми любимыми для Г.О. Винокура в конце жизни. Один помогал отразить необходимость синтеза распадавшихся тогда на разные, теряющие связь между собой литературоведение и языкознание. Другой, наоборот, предполагал тонкую дифференциацию в задачах, которые стоят перед лингвистом, когда он изучает внутреннюю структуру языковой системы и когда он изучает внешние, социальные условия языкового употребления.
