§ 29. Преимущественная связь языка Маяковского с громкой устной речью обнаруживается и со стороны композиционной. Стихотворения Маяковского почти всегда представляют собой тот или иной вид беседы автора с читателем. Иначе говоря, собственная речь автора-поэта большею частью построена как обращение к слушателю или к собеседнику, реальному или воображаемому - все равно. Сам Маяковский говорит об этом в статье "Как делать стихи" в следующих выражениях: "Надо всегда иметь перед глазами аудиторию, к которой этот стих обращен. В особенности важно это сейчас, когда главный способ общения с массой - это аудитория, эстрада, голос, непосредственная речь. Надо в зависимости от аудитории брать интонацию -убеждающую или просительную, приказывающую или вопрошающую. Большинство моих вещей построено на разговорной интонации" (X, 243). Таким образом, речь Маяковского риторична, она построена как

392

призыв, убеждение, как лозунг или плакат. Это речь - публичная. Внешними языковыми признаками этого служат: восклицательные и вопросительные предложения, повелительное наклонение, местоимения и глаголы второго лица, слова-обращения, соответствующие частицы, вводные слова и т.д. Вот несколько примеров из множества возможных:

Послушайте!
Ведь, если звезды зажигают -
значит - это кому-нибудь нужно?
(I, 55)

Неужели и о взятках писать поэтам!
Дорогие, нам некогда. Нельзя так.
Вы, которые взяточники,
хотя бы поэтому,
не надо, не берите взяток.
(I, 98)

Хотите -
буду от мяса бешеный,
- и, как небо, меняя тона -
хотите -
буду безукоризненно нежный...
(I, 180)

Чрезвычайно характерен в этом смысле для Маяковского следующий пример:

Вы понимаете,
вскоре
в РСФСР
придет весна. <...>
 

Невозможно работать.
Определенно беспокоен.
А ведь откровенно говоря -
совершенно не из-за чего беспокоиться.
Если подойти серьезно -
так-то оно так.
Солнце посветит -
и пройдет мимо.
А вот попробуй -
от окна оттяни кота.
(II, 215)

Как бы авторским комментарием к лирике Маяковского звучат шутливые, но тем не менее чрезвычайно точные по смыслу строки:

Граждане,
у меня
огромная радость.
Разулыбьте
сочувственные лица.
 

393

Мне
обязательно
поделиться надо,
стихами
хотя бы
поделиться.
(X, 120)

И в самом деле, форма речи, в которой выражается как бы непосредственное соприкосновение с читателем или слушателем, служит для Маяковского самым привычным композиционным приемом и тогда, когда он излагает личную, интимную тему, и тогда, когда он формулирует какое-нибудь общезначимое положение, т.е. во всех таких случаях, в которых объективный смысл совершенно не зависит от того, слышит кто-нибудь речь в данную минуту или нет. С этой точки зрения интересно, например, сопоставить объективно-утвердительный тон пушкинского "Памятника" и неизбежную форму обращения к слушателю, хотя бы очень далекому, которой начинает свой "Памятник" Маяковский:

Уважаемые
товарищи потомки!
Роясь
в сегодняшнем
окаменевшем говне,
наших дней изучая потемки,
вы,
возможно,
спросите и обо мне.
(X, 175)

С другой стороны, замечательным примером так называемого обобщенно-личного употребления категории второго лица для изображения объективной картины, как бы проходящей через сознание слушателя, собеседника, прежде чем получить общезначимое выражение, может служить стихотворение "Порядочный гражданин":

Если глаз твой
врага не видит,
пыл твой выпили
нэп и торг,
если ты
отвык ненавидеть, -
приезжай
сюда,
в Нью-Йорк,
 

и далее: видишь... загляни... и т.п. слова, при помощи которых продолжается это описание глазами слушателя (VII, 186-187).

Не приходится уже говорить о таких случаях, в которых тяготение к форме беседы находит свое выражение в том, что речь автора есть

394

действительно беседа или обращение; ср., например, "Разговор с фининспектором" (VIII, 27-35), или:

Литературная шатия,
успокойте ваши нервы...
(VIII, 402)

Или:

Это вам -
упитанные баритоны... <...>
Это вам -
прикрывшиеся листиками мистики... <...>
Это вам - <...>
пролеткультцы... <...>
Вам говорю
Я...
(II, 89-90)

и проч.

Естественно, сюда же примыкают столь частые в произведениях Маяковского обращения или возвания к третьим лицам или предметам вроде:

Нерон!
Здравствуй!
Хочешь?
Зрелище величайшего театра
(I, 238)

и т.д. или:

Память!
Собери у мозга в зале
любимых неисчерпаемые очереди.
(I, 209)

и т.д. Но и независимо от этого постоянные вопросы, призывы, обращения, вроде:

Что Иван?
Какой Иван?
Откуда Иван?
Почему Иван?
Чем Иван?
(VI, 41)

Или:

Товарищи!
На баррикады! -
баррикады сердец и душ
(II, 30)

настолько часты в произведениях Маяковского и в такой мере пронизывают собой весь текст собрания сочинений Маяковского, что в дальнейших иллюстрациях нет надобности.

395

После сказанного не требует пространных объяснений факт очевидного и подавляющего преобладания в стихотворениях Маяковского прямой речи над косвенной. Достаточно в данном отношении указать хотя бы на два явления. Во-первых, на то, что, приписывая в своей поэзии дар речи также вещам и даже отвлеченным понятиям, Маяковский и этого рода речь передает всегда в прямой форме, например:

и подошвами сжатая жалость визжала:
"Ах, пустите, пустите, пустите!"
(I, 63)

Во-вторых, что особенно интересно, прямая речь у Маяковского часто лишена обычных вводных обозначений вроде сказал, говорит и т.д., и непосредственно присоединяется к предыдущему обозначению лица, его действий, жестов. Например:

К нам Лермонтов сходит,
презрев времена.
Сияет -
"Счастливая парочка!"
(II, 380)

Блок посмотрел -
костры горят -
"очень хорошо".
(VI, 272)

И кортики
воздух
во тьме секут.
- "Земля"! -
Горизонт в туманной
кайме,
(VII, 126)

Приветно машет
вослед рука:
- Должно, пшеница,
должно, мука! -
Не сходит радость
со встречных рож:
- Должно, пшеница,
должно быть, рожь!
(VIII, 180)

В авто,
последний франк разменяв.
- В котором часу на Марсель?
(VII, 86)

и др. Это построение близко соприкасается с так называемой несобственной прямой речью, т.е. передачей речи персонажа как бы от имени самого автора, - приемом, очень широко применяющимся в европейской беллетристике XIX-XX веков. Думаю все же, что хотя бы в первых двух и в последнем из приведенных примеров Маяковского неправильно было бы видеть несобственную прямую речь в точном

396

смысле этого термина. Здесь не автор говорит словами героев, а герои сами за себя, о чем косвенно свидетельствует и пунктуация. Но прямая речь, разговор, беседа - это настолько привычные формы поэтического мышления Маяковского, что они становятся также естественными, привычными формами действования его героев и в этом качестве перестают нуждаться в специальном обозначении. Отмечу еще отдельные случаи присоединения прямой речи к предшествующей при помощи союза, как, например:

Кому это интересно,
что - "Ах, вот бедненький!
Как он любил
и каким он был несчастным..."?
(II, 90-91)

где наблюдаем нечто аналогичное известным в просторечии и в древнем языке контаминациям прямой и косвенной речи, вроде: "Трактирщик сказал, что не дам вам есть" из "Ревизора" Гоголя*, или: "...и поведа о себе... яко аз есм царь Дмитрей..." в повести Катырева-Ростовского XVII века*.

397


* Ср.: Пешковский А.М. Русский синтаксис в научном освещении. С. 553.
* См.: Повесть князя Ивана Михайловича Катырева-Ростовского // Памятники древней русской письменности, относящиеся к смутному времени. Спб., 1891. Т. 13. С. 588. (Русская историческая б-ка.)
Lib4all.Ru © 2010.
Корпоративная почта для бизнеса Tendence.ru