§ 16. Из многих явлений словопроизводственного творчества Маяковского в области имен существительных в первую очередь следует отметить, как наиболее заметное, смещение обычных отношений между словами с абстрактным и конкретным значением. Маяковский,

359

в соответствии с отмеченной уже выше тенденцией, словно стремится уничтожить границу, отделяющую слова отвлеченные от слов, обозначающих вещи, живые существа и т.д. Это достигается тем, что каждому из этих двух наиболее общих семантических разрядов имен существительных придаются суффиксы обратного свойства, т.е. при помощи суффиксов, свойственных обычно словам с конкретным значением, образуются основы слов с отвлеченным значением, и наоборот. Таковы, например, увеличительные суффиксы в словах, означающих отвлеченное качество, вроде душище - сильная духота (II, 83), чернотища (II, 116), красотищи (VII, 74); или в словах, обозначающих отвлеченное действие, чувство и т.п., вроде шумищи (I, 50), любовищу (I, 138), словоблудьище (VI, 202), войнищу (VII, 16), боище (V, 123), закатище (VII, 38), бытище (IX, 248), смертища (X, 40), вопросищи (X, 111), запашище (в прозе, VII, 317) и др. Эти увеличительные образования от слов с отвлеченным значением, несомненно, имитируют явление, хорошо известное в фамильярной аффективной речи, например: тощища (ср. у Маяковского, I, 87), силища (у Маяковского силище, I, 297); ср. также хвостище (у Маяковского 1, 90) и т.д. На фоне этих явлений в языке Маяковского вполне понятны также слова, основа которых представляет собой присоединение уменьшительного суффикса к основе с отвлеченным значением, например: плачики (I, 101; VI, 150), нэпчик (VI, 210), в стончике (VIII, 197), любовишки (I, 225, ср. VI, 101), смертишек (II, 625; ср. VI, 146), меланхолишке (II, 333), культуришки (VI, 65), любёночек (I, 182), любя́т (род. мн. от любёнок, I, 202) и пр. Такое же соединение семасиологически разнородных морфем наблюдаем в случаях увеличительного словопроизводства при словах, означающих вещество, материал как нечто, с точки зрения бытовой психологии, бесплотное, неосязаемое, вообще повсюду, где бытовые представления не предполагают возможности отношения к чему-нибудь как к вещи, предмету. Ср., например: зигзагища^* (II, 102), лучища (И, 124, 342), водищу (II, 127), лунища (II, 330; VIII, 87), "в эту порищу" (III, 42), землища (VI, 165), или с другим суффиксом - бациллина (V, 128), народина (III, 116), "с противным скривленным ртиной" (IX, 152), дождина (в прозе: "полил дождь, никогда не виданный мной тропический дождина"^**, VII, 320). Примыкает к описанным случаям и превращение в увеличительное собственного имени, например, Бродвеище (VII, 371, проза). Ср. соответствующие уменьшительные образования от слов этой категории: декабрик (I, 102), плюшики (X, 55), "мелким

360

лайцем" (VIII, 83), чаишко (I, 135), поцелуишко (I, 186), лученышки (II, 132), веснишку (II, 193), ремеслишке (VII, 62), потерийка (II, 375), вестийка (VI, 180) и многие другие. В последних двух примерах имеем, по существу дела, новый суффикс -ийк-, извлеченный из таких слов, как компанийка (X, 81; 11, 161), известного в просторечии па́ртийка ("сыграем партийку") и т.д. Во всех упомянутых явлениях наблюдаем придание конкретного облика, формы вещи отвлеченным понятиям, материализацию в житейском смысле бесплотного при помощи средств словопроизводства.

Обратно этому, во многих случаях наблюдаем, как словам, обозначающим предметы и вещи, придается теми же средствами обобщенное, отвлеченное значение. Одним из излюбленных средств этого рода служит Маяковскому суффикс -ье (-ие) с отвлеченным и собирательным значениями, например: лошадьём (II, 79), людьё (II, 131), бароньё и баранье (IV, 153; от барон и баран), "Ржут этажия" (1,146), ср. стоэтажие (II, 412), гостье (VI, 111), негритья (VII, 111; род. ед.), тупорылье (II, 242), рыхлотелье (VI, 46), машиньё (II, 276), громадьё (VI, 329), мещанья (VIII, 33; род. ед.), по заводьям^* (X, 150), многопудье (X, 179), ревоголосье (V, 144), доисторичье (VIII, 293). Другой способ, каким здесь часто пользуется Маяковский, - образование основ по типу слов женского рода на мягкий согласный, например: рабкорь (II, 408), склянь (VI, 168: "упираются небу в склянь"), уже упоминавшееся пирожень: "нажравшись пироженью рвотной" (II, 587). Чаще, однако, Маяковский употребляет этот способ образования в словах, в которых и сама основа обладает значением не предмета, а качества или действия, но при этом происходит вытеснение данным словопроизводственным способом других, более привычных для данных слов и более продуктивных в современном языке, например: нищь вместо нищета (VIII, 58), ср. нищь и голь (IX, 104), легочь (VII, 217), ясь (И, 58; VI, 45; IX, 412; слово известно в народном языке), в рьяни (II, 158), "ёжью кожи" (VI, 126), "вгоняющий в дрожание и в ёжь" (II, 277), бредь (VIII, 17), "в жадности и в алчи" (IX, 311) и др.

Несколько интересных случаев можно отметить и в области производства слов с значением действующего лица и слов, обозначающих парную женскую особь, например: трелёр - кто издает трели (VIII, 13), чита́ки (VIII, 40), драмщик (X, 115), далее - китихе (VII, 99), лошадих (VII, 235), королихи (VII, 249), вруних (X, 145), красавка (VII, 245), калекши (VIII, 20) и др. Это по большей части - новые случаи уже отмечавшегося выше освежения морфологических рубежей внутри слова посредством подстановки непривычного суффикса на место привычного. Особый интерес представляет "воскрешение" неуменьшительного

361

кро́ха (ударение!) из крошка в значении "ребенок" (V, 478).

Необходимо также отметить сложные слова в числе имен существительных, употребляемых Маяковским. Несколько таких сложных имен существительных приведено выше в числе примеров на слова с суффиксом -ье: тупорылье, рыхотелье, многопудье, ревоголосье; здесь образцом должны были служить слова вроде благополучье, долголетье и т.п. Ср. также визголосие (X, 109) с любопытным примером гаплологии вместо визгоголосие. Но есть у Маяковского сложные слова и других типов, например такие, в которых первая основа относится ко второй, как прилагательное к существительному. Маяковский в этих случаях пользуется или уже обращающимися в общей речи основами, вроде электро-, радио-, например электролектор (II, 291), электросамобритель (V, 303), радиосплетни (II, 119), или же создает новые основы этого рода, как из имен существительных, например: железоруки (II, 584), звездомедведя (X, 127), так и из прилагательных, например: молодолес (V, 123; в последнем случае возникает слово вроде распространившихся в последние годы сокращений типа сухофрукты и т.п.). Далее, Маяковский употребляет такие сложные слова, в которых обе основы относятся одна к другой, как два существительных, например: людо-гусь (II, 99; по типу приложения: человек-гусь), пролетариатоводец (VI, 157; равнозначно отношению им. и род. падежей: водитель пролетариата), дрыгоножество (VI, 192; равнозначно отношению им. и тв. падежей: дрыгание ногами) и т.д.

Обращает на себя внимание, что Маяковский редко изобретает сложносокращенные слова типа хозрасчет, домком и т.д. Ср. редкие случаи, вроде Млечпуть (X, 189), рабчиты (рабочие читатели, X, 290), ироническое: "самокритик совдурак" (IX, 134).

362