§ 15. Об исключительной изобретательности Маяковского в области собственно словопроизводства уже говорилось выше. Самое пристрастие Маяковского к тому, что можно было бы назвать "словопроизводственной игрой", очень легко иллюстрируется теми местами в его произведениях, где как бы намеренно демонстрируются словообразовательные средства, находящиеся в распоряжении поэта, в их взаимных отношениях. Имею в виду пассажи, построенные на употреблении разных словообразовательных вариантов одного и того же лексического ряда, например заглавие стихотворения 1913 года: "Шумики, шумы и шумищи" (I, 50). Ср. далее:

356

Ср. в списке действующих лиц трагедии "Владимир Маяковский" (I, 150): "Женщина со слезинкой, женщина со слезой, женщина со слезищей". Еще примеры из стихотворений:

В стихотворении "Евпатория" (IX, 256-257) дан длинный перечень образований от данного собственного имени: евпаторийскую - евпаторийцами - евпаторийки - евпаторьяки - евпаторьяне - евпаторёнки - евпаторьячи - евпаторство, причем к каждому из этих образований есть рифма^**. Ср. аналогичное явление в стихах "Военно-морская любовь" (I, 80-81). Ср. стихотворение "Любители затруднений", построенное на повторном сопоставлении слов затруднения - затрудненьица -

357

затрудненьишки - затрудненьища (X, 144-146); или стихотворение "Особое мнение", где такая же игра на словах мнение - мненьице - мненьище (X, 111-113). Ср. в детских стихах: "вырастет из сына свин, если сын - свиненок" (V, 482) и др. О пристрастии к подробностям словопроизводственного процесса свидетельствуют и те места в произведениях Маяковского, которые содержат употребление морфем в независимом виде, в отвлечении от цельной формы, например:

Ср. там же:

Или такие примеры отдельного употребления суффиксов:

Стоит привести и следующий пример^*:

где от глагольной основы, известной только в приставочном виде, отброшена приставка.

Так, при самой различной мотивировке, - то в форме имитации крика толпы и его реалистического истолкования, как в примере II, 150; то насмешливо, сатирически и с расчетом на комический эффект, как в примере II, 176; то стилизуя детскую речь, как в примере V, 491; а порой и в обнаженном виде, как в молодых произведениях, наиболее в этом смысле футуристских, Маяковский словно устраивает смотр словообразовательным средствам своей речи^**.

358

В. Тренин правильно говорит, что обычное сопоставление этой "словообразовательной игры" Маяковского с опытами Хлебникова не должно закрывать глаза на то, что Маяковский и Хлебников "исходят из совершенно разных принципов"^*. Об этом сказано выше и в данной книжке. Это все же не значит, что Маяковский вполне независим от Хлебникова в рассматриваемом отношении. В некрологе Хлебникова Маяковский писал: "Филологическая работа привела Хлебникова к стихам, развивающим лирическую тему одним словом. Известнейшее стихотворение "Заклятие смехом", напечатанное в 1909 году, излюблено одинаково и поэтами новаторами и пародистами критиками <...> Здесь одним словом дается и "смейево", страна смеха, и хитрые "смеюнчики", и "смехачи" - силачи. Какое словесное убожество по сравнению с ним у Бальмонта, пытавшегося также построить стих на одном слове "любить" (II, 480)³⁹. Нет никакого сомнения в том, что словесные превращения Хлебникова, наивно названные Маяковским филологической работой, но свидетельствующие о необычайно острой изобретательности творца зауми, служили для Маяковского известным примером и образцом. Однако собственное осмысление этих образцов, несомненно бывшее у Маяковского, засвидетельствовано уже в только что приведенных строчках из некролога. Именно нельзя не обратить внимание на то, что в совершенно беспредметные и полностью разобщенные с живым смыслом построения Хлебникова Маяковский вкладывает какое-то содержание: смейево - это страна смеха, смеюнчики - хитрые, смехачи - силачи. Вся эта конкретизация хлебниковских формул вполне субъективна и принадлежит одному Маяковскому, а в самом тексте Хлебникова, представляющем собой, в самом деле, прекрасный пример "обнажения приема", т.е. чего-то находящегося за пределами исторической действительности, никак не присутствует^**. Она, правда, возможна, но только для того, кто озабочен ее отысканием. Таким образом, Маяковский совершенно правильно формулировал свою зависимость от Хлебникова как от своего учителя (повторяю, что имею здесь в виду исключительно область языка, а не самой поэзии). Но выслушанными уроками Маяковский воспользовался совершенно самостоятельно. В этом лучше всего убеждает рассмотрение самого материала.

359