Любой текст, в том числе и художественный, являясь, с одной стороны, самодостаточным объектом, объектом материальной культуры, с другой стороны, связан нерасторжимыми узами с личностью его создателя, со временем
30
и местом написания, с конкретной ситуацией, вызвавшей то или иное литературно-художественное произведение. Очень образно эту нерасторжимую связь охарактеризовал А. Тарковский в следующем высказывании: "Знает это художник или не знает, хочет он этого или нет, но если он художник подлинный, время - "обобщенное время", эпоха наложит свою печать на его книги, не отпустит его гулять по свету в одиночку, как и он не отпустит эпоху, накрепко припечатает в своих тетрадях" (Тарковский, 1997, с. 87). Эта особенность литературно-художественных произведений диктует необходимость при их филологическом анализе учитывать и экстралингвистические параметры текста. Одним из важнейших параметров этого рода является обусловленность содержания текста самой действительностью и отраженность в тексте действительности, времени его написания, национально-культурных представлений, особенностей психологии личности автора произведения, связь его произведения с различными религиозными и философскими представлениями, принадлежность тому или иному литературному направлению, школе в искусстве и др. Именно этот параметр обусловливает такие существенные свойства текста, как его денотативность, референтность, ситуативность. Д.С. Лихачев в книге "Литература - реальность - литература" следующим образом формулирует двойную обусловленность текста реальностью: "В любом литературном явлении так или иначе многообразно и многообразно отражена и преображена реальность: от реальности быта до реальности исторического развития (прошлого и современности), от реальности жизни автора до реальности самой литературы в ее традициях и противопоставлениях: она представляет собой не только развитие общих эстетических и идейных принципов, но движение конкретных тем, мотивов, образов, приемов.
Литературное произведение распространяется за пределы текста. Оно воспринимается на фоне реальности и в связи с ней. Город и природа, исторические события и реалии быта - все это входит в произведение, без которых оно не может быть правильно воспринято. Реальность - как бы комментарий к произведению, его объяснение. Наиболее полнокровное и конкретное восприятие нами прошлого происходит через искусство и больше всего через литературу. Но и литература отчетливее всего воспринимается при знании прошлого и действительности. Нет четких границ между литературой и реальностью" (Лихачев, 1987, с. 221).
Итак, можно утверждать, что уникальность литературно-художественного произведения проявляется в характере соотнесенности с, реальностью: любой художественный текст - материальный объект реального мира и в то же время содержит в себе отображенный художественными средствами и эстетически освоенный мир реальности.
С этим параметром текста связаны понятия вертикальный контекст и фоновые знания, важные для целостного адекватного восприятия текста. В учебном пособии И.В. Гюббенет есть глава "Вертикальный
31
контекст и контекст эпохи", где она формулирует понятие "вертикальный контекст" в широком смысле: "В нашем представлении глобальный вертикальный контекст данного литературного направления - это весь социальный уклад, все понятия, представления, воззрения социального слоя, знание которых необходимо для того, чтобы произведения данного автора или произведения, относящиеся к данному направлению, могли быть восприняты читателями разных стран и эпох" (Гюббенет, 1991. с. 39). Категорию глобального вертикального контекста, по И.В. Гюббенет, составляют фоновые знания и внутритекстовой вертикальный контекст. Фоновые знания - внетекстовое понятие, которое призвано обозначать "совокупность сведений, которыми располагает каждый, как тог, кто создает текст, так и тот, для кого текст создается" (Там же, с. 7).
Синонимичным понятию фоновые знания можно считать понятие пресуппозиции, которое традиционно также связано с обозначением подразумеваемых, универсальных, общих знаний о мире: "Пресуппозиция - это те условия, при которых достигается адекватное понимание смысла предложения" (Гальперин, 1981, с. 44).
Вертикальный контекст, по мнению И.В. Гюббенет, - это принадлежность текста, он создается разного рода историческими ссылками, аллюзиями, цитатами. Понятие вертикального контекста призвано отображать еще один существенный экстралингвистический параметр текста - его связь с культурой, погруженность в культуру.
Долгое время язык и культура рассматривались как автономные семиотические системы, но сейчас активно изучается их взаимодействие, обусловленное их антропологическим характером, соотнесенностью с познавательной (гносеологической и когнитивной) и коммуникативной деятельностью. Л.Н. Мурзин следующим образом объясняет данный факт: "Культурологи и лингвисты до самого последнего времени обнаруживали мало точек соприкосновения в своих науках. Культурологи видели в культуре феномен, достаточно независимый от языка, а лингвисты считали, что, изучая язык, можно игнорировать его культурологическую сторону как малосущественную. Лишь с развитием антропологии... появилась возможность сблизить данные науки, поскольку человек и есть важнейшее связующее звено между языком и культурой" (Мурзин, 1994, с. 160).
Семиотическое родство языка и культуры дает возможность рассматривать их во взаимосвязи, используя общий инструментарий в изучении языка и культуры, позволяет исследовать функционирование текстов в национальном языке, национальной культуре, в социально-общественной жизни. Все это служит основанием для того, чтобы рассматривать культуру в качестве особого семиотического уровня. Еще один аргумент в пользу рассмотрения текста в контексте культуры - это уникальная роль человека в мире вообще и в мире культуры в частности: человек - творец текста и в то же время его объект, предмет; человек - автор-адресант и адресат текста одновременно. Антропоцентричность - существенная черта произведений культуры.
32
Ю.М. Лотману принадлежит цикл блестящих статей, посвященных семиотике культуры и рассмотрению текста как семиотической культуры. В предисловии к этому циклу он так объясняет постановку проблемы: "Мы живем в мире культуры. Более того, мы находимся в ее толще, внутри нее, и только так мы можем продолжать свое существование... Сам человек неотделим от культуры, как он неотделим от социальной и экологической сферы. Он обречен жить в культуре так же, как он живет в биосфере. Культура есть устройство, вырабатывающее информацию. Подобно тому как биосфера с помощью солнечной энергии перерабатывает неживое в живое (Вернадский), культура, опираясь на ресурсы окружающего мира, превращает не-информацию в информацию" (Лотман, 1992, с. 9).
Изучение художественного текста как феномена культуры оказалось плодотворным и для выявления собственно текстовых свойств, к которым можно отнести категории интертекстуальносги, языковой текстовой личности, прецедентных текстов.
Эти категории репрезентируют такое свойство текста, как его динамичность, взаимосвязь с другими текстами как по вертикали (историческая, временная связь), так и по горизонтали (сосуществование текстов во взаимосвязи в едином социокультурном пространстве). Теория интертекстуальности позволила посмотреть на природу текста в общекультурной текстовой среде, так как "...интертекстуальность - это слагаемое широкого родового понятия, так сказать, интер/ ... \альности, имеющего в виду, что смысл художественного произведения полностью или частично формулируется посредством ссылки на иной текст, который отыскивается в творчестве того же автора, в смежном искусстве, в смежном дискурсе или предшествующей литературе" (Смирнов, 1985, с. 12). При подобном подходе мы наблюдаем парадоксальное совмещение текста и культуры (текстов культуры): во-первых, текст представляет собой атрибут культуры, включается в нее как ее составляющая , во-вторых, текст включает в себя опыт предшествующей и сосуществующей с ним культуры.
Очень хорошо это "онтологическое свойство любого текста (прежде всего художественного), определяющее его "вписанность" в процесс (литературной) эволюции", охарактеризовал в разных аспектах Ю.М. Лотман. Подобно любому общему определению, понятие интертекстуальности может быть уточнено в разных аспектах. Так, в свете теории референции интертекстуальность можно определить как двойную референтную отнесенность текста (полиреферентность) к действительности и к другому тексту (текстам). С позиций теории информации интертекстуальность - это способность текста накапливать информацию не только за счет непосредственного опыта, но и опосредованно, извлекая ее из других текстов. В рамках семиотики интертекстуальность может быть сопоставлена с соссюровским понятием значимости, ценности fvaleur), т.е. соотнесенности с другими элементами
33
системы. Если сравнивать интертекстуальность с типами отношений языковых единиц, то она соответствует деривационным отношениям, понимаемым как отношения между исходным и производным знаками, интертекстуальность может быть интерпретирована как "деривационная история" текста.
В семантическом плане интертекстуальность - способность текста формировать свой собственный смысл посредством ссылки на другие тексты (Смирнов, 1985, с. 12). В культурологическом (общеэстетическом) смысле интертекстуальность соотносима с понятием культурной традиции - семиотической памяти культуры (Лотман, 1996, с. 4).
Материальными знаками интертекстуальности можно считать прецедентные тексты, природа которых глубоко исследована Ю.Н. Карауловым. Он так определяет их сущность:
"Назовем прецедентными - тексты, (1) значимые для той или иной личности в познавательном и эмоциональном отношениях, т.е. хорошо известные и окружению данной личности, включая и предшественников и современников, и, наконец, такие, (3) обращение к которым возобновляется неоднократно в дискурсе данной языковой личности (Караулов, 1987, с. 216-217); "Под последними (прецедентными текстами. - Л.Б.) понимаются всякие явления культуры, хрестоматийно известные всем (или почти всем) носителям данного языка. <...> Но к числу "прецедентных текстов" относятся также театральные спектакли, кино, телевизионные программы, реклама, песни, анекдоты, живописные полотна, скульптура, памятники архитектуры, музыкальные произведения и т.п. Естественно, если соответствующие произведения обладают широкой известностью, если они прецедентны в сознании среднего носителя языка. Прецедентны в том смысле, что, зная о них, он одновременно знает, что окружающие (в идеале все носители того же языка) тоже о них знают. Эти "тексты" - общее достояние нации, элементы "национальной памяти"... Именно поэтому упоминание о них, отсылка к ним, вообще оперирование прецедентными текстами в процессе коммуникации служат самым разнообразным целям" (Караулов, 1999, с. 44).
Итак, рассмотрение текста с учетом его экстралингвистических параметров обязательно должно предварять его структурно-смысловой анализ как эстетической целостности, характеризующейся и такими свойствами, как денотативность, ситуативность, референтность, интертекстуальность.
34