Глава IV

ЖИЗНЬ НОРМАЛЬНОГО ЧЕЛОВЕКА

Пройдемте по миру, как дети,
Полюбим шуршанье осок,
И терпкость прошедших столетий,
И едкого знания сок.
Таинственный рой сновидений
Овеял расцвет наших дней.
Ребенок - непризнанный гений
Средь буднично серых людей.

М. Волошин

...И вот на все вопросы о судьбе
дает один ответ туманным словом:
"В тебе, о бывшее дитя, в тебе".

P.M. Рильке,
из стихотворения "Взрослая"

Во всем мне хочется дойти
До самой сути.
В работе, в поисках пути,
В сердечной смуте.
До сущности протекших дней,
До их причины,
До основанья, до корней,
До сердцевины...

Б. Пастернак

Ключевые слова: норма, Я, другие, ценность внутреннего мира, долженствование, периодизация, культура, субкультура, социальная ситуация развития, чудо, миф

Название главы предполагает, что речь пойдет о том, что всем хорошо известно. Большинство читателей наверняка охотно скажут в продолжение фразы о нормальном человеке, что это... Я. Каждый из нас чувствует в себе эту качественную характеристику - нормальность. Мы возмущаемся, когда не встречаем (по нашему мнению) со стороны других людей признания в нас этой нормальности, страдаем, если выход за ее пределы нами самими (по собственной инициативе) не обеспечивает желанного сверхрезультата, бываем очень разочарованы, когда наша нормальность, равняющая в наших глазах всех людей, не приносит никаких ощутимых дивидендов - чувства общности с другими, защищенности, уверенности и покоя!

152

Каждый точно знает, какой он - нормальный человек, когда говорит так о себе, и почти ничего определенного не может сказать по этому поводу, оценивая других, даже близких людей.

О чем мы говорим, когда сами употребляем это слово по отношению к себе? Что пытаемся мы сказать другим людям, когда обращаем это слово к ним? Почему это бывает так важно для осуществления индивидуальной жизни? Почему об этом столько написано в научной литературе? Обо всем этом и пойдет сейчас речь. Сразу договоримся, что глава делится на две неравные части: первая - бытовое, житейское понятие нормальности и вторая - научное понятие. Оба они одинаково важны для понимания и решения главной проблемы возрастной психологии - проблемы психического развития.

Прежде чем перейти к дальнейшему анализу проблем, попробуйте выполнить одно простое задание: нарисуйте, как умеете, дом.

Нарисовали? Что у вас получилось? Думаю, что практически не ошибусь, если скажу, что большинство из вас, независимо от того, в каком доме вы живете, нарисовали милый деревенский дом с трубой и, возможно, даже с дымком над крышей. Может быть, вы нарисовали еще и заборчик, крылечко и тропинку к нему.

А теперь посмотрите на этот рисунок и ответьте на вопрос: что здесь нарисовано?

Велика вероятность того, что многие ответят: "Это телевизор". Но вполне возможны и другие ответы: коробка, робот, цветок на столе...

Почему мы так похоже отвечаем? Почему нет столько ответов, сколько самих отвечающих или рисующих домик?

Ответ на эти вопросы связан с пониманием происхождения внутреннего мира человека, свойств этого внутреннего мира. Одно из таких свойств - организованность. Как и любое явление, внутренний мир имеет протяженность, а значит, должен быть организован как во времени, так и в пространстве, причем последнее здесь имеет особенность - это внутреннее, психологическое пространство, обладающее собственными свойствами.

153

Итак, внутренний мир человека. Есть аргументы в пользу того, что он организуется через освоение человеком материала культуры и в первую очередь материальной культуры - свойств предметов, окружающих человека. Эти предметы входят в жизнь и становятся утварью, неотъемлемой частью жизни. Они анимизируются, приобретают качества как бы одушевленные, так как в них и через них человек организует свой внутренний мир.

После того как сложилось человеческое общество, развитие психики каждого человека стало определяться действием общественно-исторических законов. Все достижения в развитии внутреннего мира человека стали передаваться от поколения к поколению в особой - предметной - форме. За предметом скрывается овеществленный труд, который кристаллизован в этом продукте. Продукт труда - как бы другое состояние активности человека, превращенная форма этой активности.

Овладение этим продуктом и есть для каждого из нас присвоение определенных человеческих способностей. Так, осваивая в раннем детстве ложку, мы стали пользоваться ею в соответствии с человеческой способностью действовать этим предметом. В любой из внешних вещей, будь то ложка или система родного языка, мы имеем перед собой опредмеченные, ставшие в какое-то время вещами человеческие способности. Для того чтобы ребенок мог научиться пользоваться ими, необходимо раскрыть ему те свойства, которые являются сутью, составляют содержание психической способности. Ребенок осваивает эти свойства вещей через взаимодействие со взрослыми. Ему надо присвоить сущность вещи, сделать ее своей формой активности. Предстоящий ребенку мир культуры наполнен предметами, сущность которых ребенку предстоит освоить. Этот мир упорядочен общественными формами: языком, нормами употребления вещи.

Нормы и правила, способы действия с предметами относительно постоянны - разные в разных культурах и существенно меняющиеся со временем. Вспомните хотя бы, как менялось отношение к женскому брючному костюму: только для дороги и для спорта, на все случаи жизни, опять более умеренное отношение и ограничения, и снова - на все случаи...

Дело не только в моде. Сама мода является одной из норм, одной из вещей, которую надо освоить человеку,

154

чтобы жить в мире культуры. Правила и нормы есть во всех сферах активности человека: от внешне обезличенной, деловой жизни до интимных отношений между любящими людьми. Незнание этих правил не только ставит человека в неловкое положение, оно делает в известном смысле невозможным движение в своем собственном мире, так как просто неизвестно, в каком направлении можно и нужно двигаться. В этом случае помогают нормы отношений между людьми, они являются спасательными кругами, которые помогают человеку удержаться в шторме собственных же мыслей и чувств. Какие это нормы? Например, такие: "Культурный человек мало говорит о делах своих ближних, иными словами, не сплетничает. Если нам навязывают подобную тему, лучше отвечать: "Полагаю, что это нас не касается". Если сплетничают о нас, не следует вовсе обращать на это внимание. Объяснения, опровержения, особенно "на всякий случай", никогда себя не оправдывают. Ведь часто бывает, что свою правоту вы доказываете человеку, который до сих пор не слышал о вас ничего дурного. Однако сказанное вами же невольно настораживает, и может сложиться мнение, что за слухом что-то кроется. Сплетня, как только ею пренебрегают, погибает естественной смертью"1.

Казалось бы, в такой области, как восприятие . свойств предметов, действие общекультурных норм будет проявляться минимально. Как показывают исследования Коула и Скрибнера, влияние культуры отчетливо проявляется в восприятии даже такого свойства предмета, как размер. Известно, что все здоровые люди оценивают размер предмета в зависимости от расстояния до него. В то же время человек, у которого не было возможности воспринимать открытое пространство на больших расстояниях (ребенок, выросший в джунглях), не может оценить размеры предметов с учетом изменения их при удалении.

Подобные факты можно найти в разных областях человеческой деятельности. Общеизвестно, например, что одни и те же жесты у людей разных национальностей имеют разное значение. В той ситуации, где русский кивает головой в знак согласия, болгарин покачает головой по-иному. Японцы, говоря о себе, показывают на нос, а не на грудь, как это делают русские. Высунутый язык у народов европейских стран - это знак

155

поддразнивания, а в древнем Китае он означал угрозу, в Индии - гнев, у народов майя - мудрость.

Нормы проявляются не только во внешнем поведении человека, они определяют и его мышление. Это качественно другие нормы, но они тоже зависят от культурных условий, в которых живет человек: именно эти нормы влияют на отношение человека к истине, к самой проблеме ее существования, именно они влияют на поиск истины.

Существование норм мышления помогает людям понимать друг друга в сходных ситуациях действия, и в то же время именно существование этих норм рождает особое человеческое поведение - рождает смех. В.Я. Пропп в своей классификации видов смеха показывает, что есть особые виды смеха, которые просто требуют осознания норм: так, насмешливым называется смех, в основе которого лежит отношение человека к различным нормам физического строения тела или нормам поведения. Сам комизм как явление основан на несходстве укладов жизни разных народов, он только резче подчеркивает существование этих норм. В этом состоит причина, почему иногда так бывают смешны иностранцы, - они вызывают смех только тогда, когда резко выделяются своим поведением, одеждой, произношением на чужом языке. Чем резче различия, тем больше оснований для комизма.

В.Я. Пропп отмечает, что есть своеобразные нормы отклонения от нормы, которые вызывают смех. Так, ничто прекрасное не может быть смешным, смешно отступление от него. А вот физические недостатки человека как отклонение от физической нормы вызывают смех в том случае, если они таковы, что их вид и наличие не вызывают жалости или сочувствия1.

Положение об историческом характере процессов мышления, подтвержденное богатым экспериментальным материалом современной психологии, показывает зависимость развития психики человека от особенностей культуры. Это дает основания говорить об известном сходстве форм и содержания мышления людей, живущих в одних и тех же исторических условиях. Сходство это будет проявляться в усвоении норм действия с предметами, норм общения и абстракции, зафиксированных в языке.

156

Нормы, которые мы усваиваем, пронизывают всю нашу жизнь. Восприятие цвета основывается на знании эталонов цвета: семь основных, а остальные - дополнительные, которые подчиняются предметным эталонам (цвет морской волны, цвет лимона и тому подобное) . Только в том случае, когда трудно найти какой-то предметный эквивалентный эталон, появляется серо-буро-малиновый или "цвет наваринского пламени с искрой", но в этом случае всем понятно, что непонятно, о чем идет речь. Так, например, во многих случаях обобщение, объединение предметов крестьянами-испытуемыми осуществлялось не по принципу общего свойства, а по принципу действия в одной ситуации. За словом у них стояло не отвлечение или обобщение, а воссоздание реальной, практической ситуации.

При переходе к новым формам общественных отношений, где возникла необходимость овладения теоретическими знаниями (пусть первоначально и очень простыми), структура психических процессов существенно изменилась. Основное направление изменений связано с появлением не только возможности действовать на основе заданной ситуации, но и выходить за ее пределы. Появляется новое планирование своих действий, новые цели и новые побуждения к действию. Люди с элементарным образованием еще не владели расширенным значением обобщенных слов. Они обобщали только по какому-то четкому признаку, но это уже не было ситуативное обобщение, как у неграмотных крестьян.

В исследуемых условиях непосредственная практическая деятельность людей является важнейшей, определяющей их психическое развитие. В этом случае формально-логические операции, на основе которых осуществляется подведение предметов под определенную логическую категорию, не считались существенными. Наибольшее значение имели операции анализа свойств предмета при введении его в практическую, наглядную, конкретную ситуацию.

Слово, язык в ситуации мышления выступает как . средство, позволяющее увидеть в предметах те или иные свойства. И не просто увидеть, а увидеть через призму знаний, обобщений, стоящих за словом. Слово, его значение являются определенной мерой, эталоном, нормой обобщения. При освоении этой нормы человек приобретает и определенный способ мышления.

157

Останавливаясь на различии в мышлении грамотных и неграмотных узбеков, А.Р. Лурия характеризует использование в мышлении слов следующим образом: "Слово, осуществляющее в теоретическом мышлении функции абстрагирования и координирования предметов в понятии системы, служит средством воспроизведения наглядно-действенных ситуаций и установлению связи между предметами, входящими в наглядно-действенную ситуацию"1.

Эта же закономерность проявляется и в восприятии формы: в незнакомых предметах мы пытаемся увидеть знакомые геометрические фигуры или известные предметы. Облака похожи на замки и верблюдов именно потому, что мы знаем, пусть и отдаленно, очертания этих предметов.

Даже в области воображения можно найти нормы - правила построения воображаемых образов. Самое простое из них - агглютинация. Она предполагает "склеивание" различных в обычных условиях несоединимых частей, качеств, свойств (русалка, кентавр, избушка на курьих ножках). Или другое правило - гиперболизация, то есть сознательное преувеличение или преуменьшение каких-либо свойств предмета, или изменение количества его частей, или их совмещение: многорукие богини, драконы с семью головами, мальчик-с-пальчик, Бибигон и человек-гора, собаки с глазами, как мельничные жернова, и тому подобное. Заострение, подчеркивание какой-либо черты - тоже правило построения образа воображения.

Так появляются карикатуры, метко выделяющие какую-то черту человека или предмета.

А вот если человек нашел, выделил и использует только черты сходства, то можно говорить о схематизации и типизации - новом правиле построения образов воображения. Оно наиболее ярко проявляется в литературе и Искусстве, когда в конкретном факте, образе, действии воплощаются существенные или всеобщие черты явления, человека, предмета, всего космоса, всей природы.

Естественно, что человек усваивает те нормы и правила, которых придерживаются люди - люди из его группы. Естественно, что такая группа только относительно изолирована от других групп, от всего человечества.

158

Но у каждой группы есть свои нормы и правила, отличающие ее от других. Именно существование этих правил делает жизнь группы возможной и непохожей на жизнь других групп, именно эти правила обеспечивают взаимопонимание, облегчают устанавливание контактов в совместной деятельности, позволяют достичь общей цели. Однако отношение человека к нормам, существующим в его группе, должно предполагать и наличие других норм, которые могут и не совпадать с теми, что присутствуют в его референтной (наиболее значимой) группе. Мы оказываемся в смешных ситуациях, когда оцениваем других людей подобно героям Карела Чапека:

  • "Воробей:
  • - Чтобы жаворонок был прав? Исключено. Правда одна, и она - воробьиная.
  • Крапива:
  • - Сад пришел в запустение? Я бы не сказала.
  • Карп:
  • - Ни одно живое существо не может жить, погруженное в воздух".

Нормы пронизывают наше поведение. Но кроме организации последнего они выполняют еще одну функцию - функцию контроля. Отчасти поэтому так неуютно чувствует себя человек в мнимом одиночестве сурдокамер, когда за ним неотступно наблюдает глаз исследователя. Контроль, когда он внешний, когда он присутствующий, не тебе самому принадлежащий, отчасти похож на дамоклов меч. Тяжело и неуютно чувствует себя человек, когда его постоянно одергивают, бесконечно поправляют и поучают. Такой же дискомфорт испытывает человек под постоянным давлением "надо", "надо", "надо". Недаром это один из источников неврозов, разрушающих представление человека о себе и своих возможностях.

Осваивая мир, человек моделирует его внутри своего психологического пространства, организованного конкретными условиями жизни, предметами, которые человек присвоил, сделал своей утварью. Как происходит такое присвоение? Это один из интереснейших и мало изученных в психологии вопросов.

Известно, и мы уже отмечали это, что нормы общекультурного поведения начинают определять процесс познания человеком как своего внутреннего мира, так и мира внешнего. Надо сказать, что порой очень трудно провести грань между внутренним и

159

внешним мирами. Они как бы перетекают один в другой, не имея четких границ. Так, например, при восприятии предмета трудно отделить видимое в предмете и знаемое о нем - то знаемое, которое влияет на видение.

Психологи установили, что нормы, осваиваемые человеком, свернуты в его внутреннем мире, обобщены. Они воспроизводят существенное в предмете познания, позволяют обобщить и сообщить в слове основное, закономерное, сделать это закономерное предметом своей мысли.

Кроме функции организации познавательной деятельности у внутренних моделей человека - в его психологическом пространстве - есть еще одна важная функция: они обеспечивают протекание во времени всех психических процессов, причем во всех возможных измерениях времени - в прошлом (организуют память), в настоящем (обеспечивают усвоение) и в будущем (способствуют предвидению, предвосхищению).

Когда человек обращается к этой функции внутренних моделей, он часто не отдает себе отчет о тех механизмах, которые помогают ему вспомнить, спланировать, поставить перед собой цель. В большинстве случаев модели автоматизированы и "срабатывают" в силу их организации извне. Так, ребенку купили груши, а он вспоминает, что видел груши на дереве в саду у бабушки. Воспоминание организовано встречей с реальным предметом во внешнем мире, во внешнем пространстве, тогда более вероятна встреча с ним в пространстве психологическом. Однако не менее вероятны ситуации, когда психологическое пространству и его организация становятся предметом самонаблюдения. Очень часто это выражается в предстартовых состояниях спортсменов, когда нужно мобилизовать силы для воспроизведения отработанной в прошлом модели действия, когда нужно сообщить этой модели ускорение и охранить от возможных внутренних и внешних помех.

Психологическое пространство человека и внутренние модели различных действий, присутствующие в нем, передаются человеку вместе с передачей знания. Однако психологическое пространство и внутренние модели отличаются от породившей их реальности. Они, возникнув, обладают свойствами, обеспечивающими их передачу и самостоятельное (без внешних опор) существование. Такое свойство психологического

160

пространства и внутренних моделей исследовано и описано в работах Ф. Горбова, который показал, что эта реальность передается через неконтролируемые человеком средства воздействия на другого человека, да и на самого себя.

Если вы и не болельщик, то наверняка вам приходилось наблюдать болельщиков и видеть, как случайно пришедшие на стадион люди заражаются их состоянием. Это пример не только образования внутренней модели, но и переноса ее на других людей. В данном случае перенос осуществляется без контроля, без оценки модели воспринимающим ее человеком. Интересны в этом смысле факты внушения и самовнушения как вынужденные действия, как действия, в которых внутреннее оппонирование, критическое отношение к модели действия отсутствуют.

Думается, что эти факты - известные как факты поведения в состоянии гипноза - могут быть проанализированы с точки зрения наличия или отсутствия в психологическом пространстве человека характеристик, связанных с его энергетическими проявлениями. Когда мы говорим, что некто силен или слаб духом, то наличие энергетических возможностей человека связывается не с силой его мускулов, а с другими параметрами, которые не всегда можно дифференцировать. Опишем их в обобщенном виде как свойства моделей быть устойчивыми или изменчивыми, как организацию психологического пространства с ориентацией на меру устойчивости и изменчивости. Вопрос о происхождении меры - один из самых интересных и практически не исследованных в психологии. Он предполагает понимание и переживание ценности индивидуальности человека как воплощения в этой индивидуальности универсальной человеческой сущности - той сущности, которая открывает человеку в сознании универсальность его мира через устанавливание метафорического подобия всего со всем. В этом состоит свойство каждого из нас быть подобным всему живому и в то же время не повторять никого и ничто. Трудно об этом говорить прозой, обратимся к поэзии, ибо именно в ней человеку открывается его универсальность и его неповторимость. Наверное, поэтому поэзия не может быть будничной, она требует для рождения и восприятия ее особого напряжения, связующего универсальное и единичное в единое целое - поэтический текст:

161

О, небо, небо, ты мне будешь сниться!
Не может быть, чтоб ты совсем ослепло,
И день сгорел, как белая страница:
Немного дыма и немного пепла!

О.Мандельштам, 1911

Человеку достаточно сложно согласиться с мыслью о том, что он сам ответствен за свое развитие, за свое осуществление как универсального, неповторимого существа. Трудно, наверное, потому, что века жесткого управления человеком - кроме периодов демократии - ограничивали в нем эту возможность. Великий Инквизитор, управляющий и критикующий, обесценивающий силой своей власти все проявления универсальности в человеке, жив и поныне. Он только меняет свой облик, оставаясь по сути дела тем же страхом перед собственно человеческой сущностью, которая может осуществляться только в условиях свобод, но одновременно и бежит от свободы как ответственности, как необходимости осуществления, как затрат энергии по преодолению хаоса и неопределенности. Вот и прибегает человек ко множеству приемов, облегчающих ему самоотказ от собственных возможностей, обесценивая собственную сущность как универсальность, заменяя ее какими-то частичными свойствами и смиряясь с ними как с неизбежностью.

"Я не шибко счастлив", "Я невезучий", "Я бездарный", "Я не всегда внимательный, стесняюсь незнакомых людей", "Не хватает силы воли, настойчивости, терпения" и тому подобное. Это не только констатация фактов, но программа возможного изменения себя, но это только потенциальная программа, которая может и не осуществиться. Когда она становится программой для воздействия на самого себя? Когда человек обретает возможность обязательного изменения? Думаю, что ответы на эти вопросы сегодня ищут все и особенно активно - практические психологи.

В какой плоскости лежит ответ? Думаю, что вариантов ответа столько, сколько используется в практике работы с человеком теоретических представлений о его сущности. Мне хотелось бы остановиться на одном из них, естественно, не отрицая и другие варианты. Наиболее привлекательным мне кажется представление о том, что с собственной индивидуализированной сущностью человек встречается в особых социальных условиях, которые востребуют именно его индивидуальность. Очевидно, что одной из наиболее типичных

162

ситуаций является ситуация обучения, когда учат всех, но каждый обучается так, как может, хочет и умеет. Именно эта социальная ситуация может поставить вопрос об индивидуальности человека, а может и видеть его, ориентируясь на усредненное представление о его сущности, предполагающее как обязательный момент развития похожесть на других. Кроме того, есть еще ситуация юридической ответственности перед законом, который, уравнивая всех, предполагает и индивидуальные отклонения от обязательного, то есть это та ситуация, которая ориентирует человека как в его сущностных характеристиках, так и в индивидуальных проявлениях этой сущности. Так, ребенок, не соответствующий в своем развитии возрасту, отвечает перед законом иначе, чем его полноценно развитый сверстник.

Индивидуальность человека буквально требуется в ситуациях принятия решения, которое можно было бы охарактеризовать как ответственное, оригинальное решение - это ситуации рождения лидера в любой продуктивной, социально значимой деятельности. Лидерами становятся по-разному в разных сферах деятельности, но всех их отличает одно существенное качество - они обладают высокой продуктивностью, говоря проще, они могут придумывать, могут делать это так, что в своих замыслах воплощают сущностно человеческое, индивидуализируя его в своих действиях. Это продуктивные деятельности типа мастерских, когда мастер - лидер - продуцирует идею, образ, способ действия, а его ученики, его школа развивают эти идеи, конкретизируя их в собственной индивидуальности. Глубина идей может быть различна, то есть они могут отражать как обобщенные в той или иной степени особенности человека, так и его сущность. Наверное, это один из критериев, позволяющий узнать, почему одни мастера живут тысячелетия, а другие - десятилетия. Воплощающие сущность человека практически бессмертны, как бессмертны Пушкин, Чайковский, Эйнштейн, а воплощающие, те, кто содержат обобщенные свойства человека своего времени, забываются вместе с уходом времени. Не хотелось бы называть фамилии, но думаю, что каждый на протяжении своей жизни может вспомнить смену кумиров как своего поколения, так и старшего, а тем более младшего.

Есть еще одна сфера деятельности человека, где встреча его с собственной индивидуальностью неминуема.

163

Это сфера духовных исканий человека, сфера поиска смысла жизни как для себя, так и для всего человечества. Много об этом сказано и написано, я бы хотела процитировать несколько строчек из Л.Н. Толстого: "Истинная любовь всегда имеет в своей основе отречение от блага личности и возникающее от этого благоволение к людям. Только такая любовь дает истинное благо жизни и разрешает кажущееся противоречие животного и разумного существования"1.

В своих духовных исканиях человек приходит к вопросу о необходимости совершенствования своей природы, находит цель этого совершенствования, которая выражается в краткой формуле-альтернативе: "Быть или иметь".

Что иметь? Каким быть? Ответы на эти вопросы при всей их конкретности требуют понимания своей сущности, своих потенциальных возможностей, раскрывающихся через нее или в ней же исчезающих, когда они не востребуются ни самим человеком, ни другими.

Часто, чтобы заметить в себе эти возможности, человеку достаточно даже случайной встречи с соответствующим знанием, информацией, которые подтолкнут процессы индивидуализации своей человеческой сущности. Это может быть, в частности, встреча с узнаваемым психологическим знанием, тем знанием, о котором можно сказать, что оно по мне. Хотелось бы показать несколько видов психологической обобщенной информации, которая окажется узнаваема и поможет в работе над индивидуальностью.

Когда мы не можем сосредоточиться на выполнении работы, легко отвлекаемся, быстро утомляемся, допускаем нелепые ошибки, мы говорим об отсутствии внимания. Соответственно, наличие внимания - это наличие направленности и сосредоточенности на предмете деятельности. Как стать более внимательным? Сосредоточенность как проявление внимания возникает в нескольких, принципиально разных ситуациях: первая из них характеризуется тем, что внимание возникает как бы само собой под влиянием резко изменившейся ситуации: резкая боль, внезапный громкий звук, яркая вспышка света и так далее. Когда человек оценит изменившуюся ситуацию, направленность

164

его активности меняется. Можно сказать, что в этом случае человек действовал по плану, диктуемому ситуацией, следовал за изменениями, которые в ней происходят. Чем меньше человек знает ситуацию своего действия, тем больше у него вероятность зависеть от ее внезапно меняющихся свойств. Такое внимание непроизвольно; человек в известном смысле его раб.

Другая ситуация, в которой можно наблюдать организованную активность, - это созидание планов и осуществление их. Задумывая нечто и выполняя задуманное, человек контролирует направленность своей активности, организует ее, осознает последовательность и необходимость своих действий. Такие ситуации называются ситуациями произвольного внимания. Их основное качество состоит в том, что человек может контролировать свою активность. Для того чтобы быть внимательным, надо четко знать, какого результата мы добиваемся, по какому плану будем действовать, какими средствами этот план осуществляется. Такое знание составляет основу контроля за собственной деятельностью, основу сопоставления реальных результатов с предполагаемым образцом.

Сколько действий у человека, столько и планов - простых, коротких и более сложных, длительных во времени. Это и есть проявление внимания - произвольного внимания. Произвольное внимание всегда связано с определенным напряжением - человеку надо удерживать цель, к которой он стремится, соотносить с целью свои действия, осуществляя преобразования по плану.

Есть еще один вид внимания. Его называют послепроизвольным вниманием. Уже само название говорит о том, что оно возникает на основе произвольного, как бы вырастает из него. Особенность его в том, что напряжение, которое бывает при произвольном внимании, исчезает. Каждый из нас переживал такие ситуации, они описываются общей формулой: "Было неинтересно - стало интересно". Когда это бывает? Чаще всего в тех ситуациях, когда человек с усилием начинает какое-то дело, а потом само дело захватывает его так, что он не замечает требующихся усилий. Например, не хотели читать обязательную книгу, а потом оторваться не могли; не хотели делать зарядку, а втянулись и без труда делаете ее каждое утро... Врабатываемость, снятие напряжения, появление интереса -

165

все это факты, говорящие о появлении нового вида контроля за собственной активностью. Чем лучше человек умеет что-то делать, тем больше вероятность того, что у него в этом виде деятельности появится послепроизвольное внимание.

Получается, что быть внимательным - это значит знать содержание своих действий, уметь планировать и контролировать их. Это важнейшие человеческие способности, общие для всех людей. Их развитие позволяет управлять собственной активностью.

Эффективно управлять своей активностью мы можем лишь в том случае, если ориентируемся не только на свои свойства, но и на свойства окружающего мира, учитываем эти свойства, их закономерности в своей целенаправленной деятельности. Умение преодолеть эгоцентризм - субъективное, одностороннее понимание мира вещей, явлений, мира других людей и себя - это основа развития мышления человека.

Мышление невозможно без способности человека вставать на точку зрения другого человека, на точку зрения, отличную от его собственного видения ситуации. Мышление предполагает умение видеть ситуацию даже с противоположной точки зрения. Это своего рода привычка спрашивать себя: "Что будет, если предположить обратное ? "

Самостоятельность, самокритичность мышления представляет собой возможность встать на позицию оценки своих собственных действий. Умение грамотно спорить с самим собой рождается из умения полемизировать с другим человеком, которого ты считаешь равным себе. Искусство спора, диалога, а не пустого пререкания, открывает безграничные возможности совершенствования мышления. Полемика с самим собой, без реальной внешней критики другого человека - это признак высокой культуры ума.

Верным помощником на пути самостоятельного формирования культуры мышления является изучение истории философии, истории развития классической и современной мысли.

Давно отмечено, что на недостатки собственного ума люди жалуются редко. Чаще всего это скрывается за словами непонимания, недоумения, разочарования и другими проявлениями неблагополучных взаимоотношений с миром людей, вещей, да и с самим собой. На память же жалуются легко и даже охотно. Видимо, не так уж она "существенна" для установления нормальных

166

человеческих отношений. Забывчивость прощается в очень широких пределах, даже в тех случаях, когда она граничит с безответственностью и бесчувственностью. Зато как мы радуемся, когда о событиях, важных для нас самих, помнит еще кто-то, если помнят о вашем дне рождения, о первой встрече с вами, помнят, что и как вы говорили, во что были одеты... И совсем по-другому воспринимаем мы человека, который помнит о нас только плохое. Да и что тут говорить! У каждого из нас есть такие воспоминания, от которых хотелось бы отделаться поскорее, а не получается...

У памяти свои законы, и не все они подвластны человеку. Но есть и такие закономерности, которыми человек может управлять сам, если знает о них. Может быть, в том, о чем пойдет речь, вы узнаете и собственные свойства памяти, и это поможет вам усовершенствовать ее.

Каждый, кто хоть отчасти способен наблюдать собственный внутренний мир, знает, что не все виды запоминаемого материала даются ему с одинаковым усилием. Одному легче запомнить словесно представленный материал, другому надо обязательно его записать, а третьему легче запомнить, если он представит материал в виде образа или, как говорят, картинки. В легкости запоминания дает о себе знать зависимость памяти от индивидуальных особенностей восприятия человека, от преобладания в процессе восприятия того или иного анализатора - зрительного, слухового, моторного, тактильного, вкусового, а то и нескольких анализаторов сразу. Выделив свойства своей памяти, их можно использовать для запоминания материала, который требует больших усилий. Для этого, например, можно словесно предъявляемый материал специальным волевым усилием представить в виде образов, сопровождая их моторными действиями. Основная идея состоит в том, чтобы найти свои пути сопоставления легко запоминаемого материала с тем, что запоминается труднее. Для это существует множество специальных мнемотехнических приемов, многократно описанных в литературе. Надо сказать, что о памяти написано, наверное, больше всего психологических текстов, но, как и все великие тайны, она остается неразгаданной.

Забывание наиболее интенсивно протекает сразу после заучивания, а затем замедляется. Отсюда необходимость

167

в повторении материала. Само забывание носит избирательный характер: не забывается тот материал, который определяет жизнь личности, ее отношения с другими людьми и с самим собой. Не забывается материал, выражающий основные закономерности и наиболее важные положения. Обычно непроизвольно запоминается то содержание, которое важно, значимо, интересно для человека. Остальное человек запоминает произвольно, ставя перед собой цель - запомнить. То, что требует не только запоминания, но и понимания, сохраняется лучше.

Работая с любым материалом, человек основывается на данных органов чувств, то есть на данных ощущения и восприятия. В ощущении он выделяет отдельные свойства предметов, а с помощью восприятия - весь предмет в целом. Восприятие как бы продолжает понимание за пределы непосредственно данного органа чувств. Все органы чувств человека совершенствуются в обучении. Такое совершенствование проявляется в том, что человек научается выделять все более сложные и дифференцированные свойства предметов окружающего мира, например, учится различать оттенки цвета, разную тональность звука и так далее.

В восприятии человека отражается его знание о предмете, о его отдельных свойствах, назначении, о его положении среди других предметов и тому подобное. Данные восприятия позволяют представить результаты наших действий еще до их осуществления, то есть позволяют увидеть перспективу. Эта перспектива возникает как при практических действиях с предметами, так и через освоение понятий, раскрывающих закономерные свойства мира. Тогда можно сказать, что чем больше мы знаем о мире, тем больше мы в нем видим. Так сливается воедино в жизни человека мир эстетических и этических отношений, мир разума и чувства, мир восприятия и мышления.

Особенно остро это свойство восприятия проявляется в восприятии человека человеком, когда мы попадаем в плен нашего знания о людях вообще и знания о конкретно воспринимаемом человеке. Знание о людях вообще может заслонить собой понимание отдельного человека, когда мы начинаем приписывать ему возможные качества и не замечаем реального поведения. Но таково свойство восприятия, в нем всегда есть опора на знание, а не только на видимое,

168

на непосредственно присутствующее в ситуации. Чтобы избежать, по возможности, ошибок в восприятии, надо знать о существовании в нем шаблонов и стереотипов прошлого знания, прошлого опыта и уметь их оценивать, не впадая в иллюзии и не подменяя данное уже известным.

Развитие восприятия у взрослого человека являет собой путь к его индивидуальности. Это путь к самому себе, к своим чувствам и мыслям по поводу увиденного и узнанного. И такой путь невозможно пройти без воображения. Почему? Воображение - специфически человеческое явление, его нет у других живых существ. В том виде, как это свойственно человеку, в воображении последний строит свой собственный мир, используя для такого строительства знание об окружающем мире. Воображение предполагает выделение желаний, их конкретизацию в виде образа. Так желаемое обретает черты реальности - реальности того человека, который создал этот образ. Воображение позволяет связывать единой нитью прошлое, настоящее и будущее, оно как бы цементирует судьбу человека и его индивидуальный жизненный путь. Можно ли развить воображение? Нужно ли его развивать? Думаю, вы сами ответите на эти вопросы.

Воображение непосредственно опирается на устойчивые чувства человека или, как говорят психологи, на репертуар характерных, устойчиво преобладающих эмоций. Такие эмоции возникают легко, а значит, наиболее часто; они ярче всего выражены в поведении. Как же узнать свой репертуар эмоций?

Для этого можно воспользоваться простейшими дневниковыми записями, которые следует вести ежедневно. В дневнике нужно кратко отмечать свое эмоциональное состояние в виде четырех основных эмоций (радость, гнев, страх, печаль) и оттенки в их выражении, например в виде баллов (5 баллов - эмоция наиболее выражена, 0 баллов - выражена минимально). Анализируя дневник в целом, можно проследить типичное для вас состояние и затем сопоставить его с мнением хорошо знающих вас людей.

Высокоэмоциональный тип людей - это те, кто переживает все основные эмоции. У малоэмоциональных людей эмоции вообще редки. Есть люди, у которых одна эмоция (например, радость) преобладает над другими; также встречаются типы сочетания первичных эмоций: радость-гнев, радость-страх, страх-гнев.

169

Люди, предрасположенные к положительным эмоциям, и люди, предрасположенные к переживанию отрицательных эмоций, существенно отличаются по возможности саморегуляции, что создает предпосылки для формирования качеств личности.

Практически при любом индивидуальном наборе эмоциональных черт - как при внешней выразительности, так и при невыразительности поведения - содержание эмоций может быть сходным. Сходен и нравственный потенциал эмоциональных откликов, то есть отношение к событиям с точки зрения моральных общественных норм. Речь идет о том, что радует, что вызывает страх, что тревожит, на что направлен гнев. Как известно, гнев может быть благородным, а радость - подленькой. Содержание наших эмоций отражает наши потребности и мотивы, основные установки человека. Именно они и определяют возможность владеть собой в разных жизненных обстоятельствах, когда речь идет о выражении эмоций.

Эмоции - это один из видов отношения человека к миру, которым он может управлять сам. У эмоций всегда есть источник - предмет, который вызвал данное эмоциональное состояние. Человек, выделяя такой предмет, может одновременно осознать и содержание своего отношения к нему и через такое осознание изменить само отношение. Как это происходит? Например, вы занимались каким-то делом и не заметили, что в комнату кто-то еще вошел. Когда же вы увидели вошедшего, то испугались, а узнав его, успокоились. Что тут случилось? Предмет, вызвавший эмоцию, стал узнаваем, через узнавание возникло и новое отношение к предмету (другому человеку), да и к самому себе. Чтобы не испугаться, надо знать, что кто-то может войти, а еще лучше: знать точно, кто войдет...

Знание - лучший помощник в изменении отношения, в профилактике отрицательных эмоций. Полная информация о ситуации предстоящего или осуществляемого дела помогает каждому из нас организовать свое отношение.

Умение воздействовать на себя не с помощью наркотиков, спиртного или транквилизаторов, а с помощью слова и действия - это путь к управлению своими эмоциями, путь, который открыт каждому.

Надо постоянно помнить, что наши эмоции как эхо отзываются в других людях. Чем больше у нас возможностей использовать разум для оценки эмоций,

170

тем больше мы нужны другим людям, тем обаятельнее и привлекательнее для них. Добрая шутка, юмор, смех - лучшее средство для снятия эмоционального напряжения. Ирония и самоирония помогут нам понять, как мы выглядим в глазах других, понять относительность ценности переживания и его истинное значение.

Многие из нас знают расхожую истину о том, что люди относятся к нам так, как мы относимся сами к себе. В этом состоит и развитие отношений с другими людьми. Радость, оптимизм, чувствительность к прекрасному надо не губить, а выращивать в себе, как терпеливый садовник выращивает сад даже на каменистой почве. Настоящая радость, а не радость по обязательству, всегда открывает в мире скрытые неожиданные стороны, не заслоняемые более обыденными шаблонами. Смех, юмор, восторг, радость - это преодоление шаблона, это устанавливание новых, еще неведомых отношений с миром, с жизнью.

Грустно, порой, наблюдать за теми, кто, как кажется, сознательно избегает радости, заслоняясь шаблонами "непринято", "неприлично", "а что подумают"... Насильно радость не возникнет, но возникшее, еще робкое чувство человек может погубить сам. Как хочется иногда остановить человека, замахнувшегося на свою или чужую радость: "Не губите...".

Понимать себя, понимать другого - это работа, требующая умения и желания, это работа, результат которой - простота сложности, гармония, внутренняя целостность человека, мудрость... О таком трудном пути говорится и в стихотворении И. Анненско-го "Не я":

Не я, и не он, и не ты,
И то же, что я, и не то же;
Так были мы где-то похожи,
Что наши смешались черты.

В сомненье-кипит еще спор,
Но, слиты незримой чертою,
Одной мы живем и мечтою,
Мечтою разлуки с тех пор.

Горячечный сон волновал
Обманом вторых очертаний,
Но чем я глядел неустанней,
Тем ярче себя ж узнавал.

171

Лишь полога ночи немой
Порой отразит колыханье
Мое и другое дыханье,
Бой сердца и мой, и не мой...

И в мутном круженье годин
Все чаще вопрос меня мучит:
Когда, наконец, нас разлучат,
Каким же я буду один?

Целостность внутреннего мира человека - цель, движение к которой предполагает понимание смысла бытия, понимание своей жизни как ценности. Целостность внутреннего мира человека - это состояние гармонии микрокосма и макрокосма, человека и мира. Путь к такой гармонии или от нее в руках самого человека - его единственный, неповторимый путь, путь к себе и миру через интерес к последнему.

Именно интерес позволяет нам понять, чего мы хотим. Тем самым неопределенное "хотелось бы" становится четким "Я хочу". Интерес отражает наши чувства, окрашивая мир всеми цветами радуги. Интерес влияет на выбор, направляет его, способствует осуществлению волевых усилий, принятию решения.

Психологические исследования связывают интерес с потребностями человека. Обычно потребности называют "горючим", без которого невозможна активность человека. Это "горючее" говорит о состоянии человека, о степени его зависимости от обстоятельств жизни.' Потребности столь многочисленны, что простое перечисление их займет много места. Но задачу характеристики потребностей можно значительно упростить, если попробовать ответить на вопрос: "Что человеку надо для жизни?" В свое время на этот вопрос пытался ответить Генри Торо, написавший удивительную книгу "Уолден, или Жизнь в лесу". Он не только теоретически анализировал этот вопрос, а пробовал жить, исходя из своего представления о необходимом. Получилось. Множество людей на нашей планете живут, обходясь минимумом необходимого для выживания. Великий царь - голод - стоит за их спиной постоянно. Очень трудно ответить на этот вопрос, можно только попробовать...

Каждый предмет - не важно, материальный он или идеальный, - содержит в себе потребность. Достаточно указать некоторые, казалось бы, совсем не связанные предметы, чтобы увидеть наличие нашей

172

потребности в них. Например, потребность в одобрении окружающих или потребность в тепле, потребность в физическом комфорте или потребность в самореализации, потребность в учении или потребность в сезонной обуви..:

Даже при назывании предмет и потребность в нем едины. В этом смысле идеальный предмет (одобрение окружающих, самореализация) и материальный (удобная обувь) похожи тем, что вызывают у нас потребно-стное состояние, а значит, интерес.

Пристрастность нашего интереса - это и есть та избирательность по отношению к предметам культуры, которая хорошо характеризует уровень развития человека.

Интерес как интерес к вещам, созданным другими людьми, к вещам, создаваемым нами самими...

У вещей есть удивительные свойства, которые позволяют им влиять на жизнь человека и даже всего человечества. Одно из этих свойств состоит в том, что со дня своего появления на свет вещь как бы впитывает в себя знания и опыт людей - их чувства, их разум. В этом состоит ее социальный характер и способность пробуждать в других людях, а не только в ее создателе, потребность в себе и удовлетворять ее. Вещи живут дольше своих создателей...

Вещи рождают потребностное состояние, а интерес придает ему направленность, конкретизирует его. Противоречивость этого процесса состоит в том, что в ходе реализации интереса, как бы в ходе его осуществления, человек создает новые вещи - новые потребности. Так происходит в сфере общественного производства, такой же процесс идет и в индивидуальной жизни человека, когда говорят о развитии интереса, о росте его в глубину. Например, у человека появился интерес к живописи, и вот в сферу его внимания, в сферу деятельности включаются все новые и новые предметы, воплощающие этот интерес: книги по искусству, репродукции, посещение выставок, стремление к общению на интересующую тему.

Растет интерес, растут потребности, наполняющие этот интерес содержанием, которое касается нового, более сложного отношения с вещным миром - миром материальных и идеальных предметов. Рост интереса в глубину практически бесконечен, так как он предполагает бесконечную возможность устанавливания

173

человеком все новых и новых отношений с окружающим миром. Смысл их в том, что за всем многообразием свойств вещи (материальной или духовной) каждый открывает для себя все богатство мира человеческих отношений, а также своего собственного отношения к нему. Это богатство позволяет человеку преодолеть сопротивление внешних, вещных свойств вещи и обратиться к ее сути. Суть же эта связана с ценностью человеческих отношений, в том числе и отношения к самому себе, которое раскрывает ценность жизни. Способность дорожить счастьем бытия - это тот интерес к жизни, который позволяет человеку обнаружить человеческое в самом себе. Это та потребность в самом себе, которая обнаруживает себя в одиночестве. Тот, кому не бывает скучно с самим собой, кому не нужен допинг средств массовой информации, кто открыт своим чувствам, кто может не бояться своей природы и нашей общей матери Природы, кто... Да есть ли такой человек? Разве, убегая от людей, мы не бежим к ним? Разве, убегая от себя, мы не бежим к себе?.. Все так! Но бывает иногда, что убегать-то не от чего - нет того Я, от которого хотелось бы бежать, оно - вымысел, создание того окружения, тех вещей, среди которых жил человек. Вот тогда встреча с собственной пустотой будет пугающей, вот тогда честный вопрос о собственной сущности будет страданием от одиночества, а не стремлением к нему - к одиночеству, о котором пишет Г. Торо: "Я нахожу полезным проводить большую часть времени в одиночестве. Общество, даже самое лучшее, скоро утомляет и отвлекает от серьезных дум. Я люблю оставаться один. Ни с кем так не приятно общаться, как с одиночеством... Одиночество не измеряется милями, которые отделяют человека от его ближних..."1.

Направленность интересов, потребностей, которая позволяет нам ориентироваться в мире вещей, явлений, собственных состояний, образует устойчивые системы координат - ценности, являющиеся исходной точкой для определения значимости того, что окружает человека.

Ценностности являются основанием для наших оценок окружающего мира и нас самих. Именно благодаря

174

им человек может сделать свое поведение направленным, воплотить потребность в действие. Потребность, "Я хочу", смыкается с другим свойством внутреннего мира человека, с тем свойством, которое можно назвать переживанием своих возможностей, "Я могу". Что человек может? Чаще всего то, что умеет, но есть и такие его возможности, о которых он даже не догадывается. Эти возможности могут проявиться тогда, когда на основе механизма ценностности произойдет иерархизация потребностей на новом основании, то есть привычная система координат перестроится. Это может произойти под влиянием разных факторов, но смысл описываемого преобразования в том, что ранее не выявленный интерес, не проявленная потребность приобретают новое значение в жизни человека, вызывая изменения в его энергетических возможностях. "Я могу" наполняется новым содержанием, приобретает новое качество. Появляются новые причины для действия, или, как говорят психологи, новые мотивы. Так, если для вас ценностью является спокойствие ваших близких, то вы, даже в ситуации сильного волнения, будете сдерживаться в проявлении ваших чувств. Для влюбленного человека ценностью является мнение возлюбленного, иногда он даже начинает на мир смотреть глазами того, кого любит. Экзамены могут для человека перестроить весь режим дня, отношения с близкими, даже отношение к самому себе.

Такая перестройка ценностей происходит с помощью специальных действий, которые человек осуществляет в своем внутреннем мире. Каждый из нас переживает содержание этого действия, когда принимает решение или обдумывает свое поведение. При принятии решения человеку прежде всего нужно его обосновать, то есть определить его ценность для себя. Обоснование переживается как аргументация для самого себя. Это могут быть, например, такие рефлексивные формулировки: "Это надо мне", "Это надо кому-то", "Это интересно мне", "Я сделал это ради кого-то" и тому подобное. Самое важное в подобной аргументации для самого себя состоит в том, что человек обращается к содержанию своих ценностей, трактует их, определяет в них место сущностного, главного для него в какой-то отрезок времени или, может быть, в течение всей жизни.

175

При обосновании своих действий человек ориентируется на себя как человека, что предполагает использование содержания нравственных категорий, которые отображают всеобщие, общечеловеческие качества сущности. Долг, ответственность, совесть, стыд, смысл жизни, нравственная мера перестают быть отвлеченными категориями. В моменты принятия решения они определяют меру воздействия и на самого себя, и на другого человека. Принятое решение, опирающееся на нравственные категории, обладает огромной энергетической силой, объяснить которую очень трудно. Может быть, предположение о том, что через нравственные категории человек переживает свою сущность как бесконечность, дает маленький шанс на построение других гипотез. Право на такие гипотезы имеет каждый из нас, ибо каждый человек хотя бы раз в жизни переживал ситуации принятия решения, где мера воздействия на себя и на другого являлась главным содержанием.

Особенность нравственных содержаний как средств, которые позволяют осознать содержание жизненного интереса, состоит в том, что они индивидуализируют наши же представления о сущности человека. В этом смысле они являются регуляторами целостности нашей жизни, так как позволяют увидеть ее целиком, не разделенной на части и частности. Они предохраняют человека от бесконечной неопределенности интересов, позволяют сфокусировать их, сделать целесообразными в высшем смысле слова. Естественно, что это возможно только при достаточной степени овладения нравственными категориями при анализе собственной жизни, вернее, при переживании ее содержания.

К сожалению, в современных исследованиях все чаще с тревогой звучит проблема стандартизации личности, которая проявляется в том, что исследуемые интересы молодых людей (да и не только молодых) столь убоги и неустойчивы, что проблема массовой личности становится проблемой XX века. Инфантилизм - звучное название явления, когда у человека отсутствуют выраженные ценностные ориентации, когда его интересы ситуативно обусловлены, а сам он внушаем и зависим от других людей. Инфантильный человек - человек толпы, жаждущий лидера. Это человек впечатления, а не мысли, общего мнения, а не собственного решения.

176

Иногда в качестве своеобразного оправдания этим людям говорят, что они еще не нашли себя, что оставляет некоторую надежду - раз не нашли, то могут найти.

Как бы индивидуалистически ни звучали слова о том, что человеку надо открыть себя, найти себя, самоопределиться, их содержание всегда направлено на другого, на себя, на свою обобщенную, но персонифицированную сущность. Потерять эту сущность просто, отказаться от нее просто - достаточно потерять интерес к своему Я, к его сущности и целесообразности.

А произойти это может при самых внешне обычных обстоятельствах, например, при выборе профессии и ее осуществлении. Профессия предъявляет к человеку требования, связанные с ограничением его активности. В этом проявляется деформирующее влияние профессии. Вот человек и попадает в ситуацию выбора: осуществлять профессиональную деятельность как принятое ограничение или осуществлять ее индивидуализированно. Естественно, что степень индивидуализации профессионализма разная. Сравним, к примеру, учителя, из года в год работающего в одних и тех же классах, и художника-анималиста...

Иной возможный вариант отказа от своей сущности: жизнь ради кого-то или чего-то... Не дай Бог, исчезнет объект этого "ради...". Жизнь теряет смысл, целесообразность, просто берега.

Или же жизнь с ненавистью к себе ("в кого я такой невезучий, некрасивый, бездарный уродился"). Мазохизм - это саморазрушение, здесь собственная сущность рассматривается только деструктивно, мучение становится главным развлечением.

В интересе к жизни заключено все многообразие личных представлений о счастье и совершенстве. Потеря интереса, неудовлетворенность особенно обостряют вопрос о смысле жизни. Каким бы сугубо личным ни был вопрос об интересе к жизни, его решение предполагает обращение человека не столько внутрь, сколько вовне. Таким путем осознаются собственные интересы и ценности в свете нравственных категорий, среди которых появляются долг и ответственность.

Долг и ответственность - своего рода ограничения интересов человека. Такие ограничения одновременно предполагают и углубление интереса, так как дают возможность каждому из нас осознать содержание потребности, стоящей за интересом.

177

Интерес и долг... Интерес и ответственность... Долженствование входит в нашу жизнь постепенно, по мере развития нравственных качеств, определяя развитие последних. В чем же смысл долженствования? Один из ответов дал В.А. Сухомлинский: "Человек должен. Весь смысл нашей жизни в том, что все мы должны. Иначе жить было бы невозможно. Живя в обществе, ты на каждом шагу соприкасаешься с другими людьми, каждое, твое удовольствие, каждая твоя радость чего-то стоят другим людям - напряжения их духовных и физических сил, забот, беспокойства, тревог, раздумий. Жизнь превратилась бы в хаос, среди бела дня невозможно было бы выйти на улицу, если бы не было долженствования... Чем человечнее, осознаннее ты соблюдаешь свой долг перед людьми, тем больше черпаешь из неисчерпаемого источника подлинно человеческого счастья - свободы... Опасайся духовного порабощения своими желаниями - если не держать их в узде и не подчиняться долженствованию, ты превратишься в безвольное существо.

В долженствовании человек всегда уступает в чем-то другому человеку..."

Долженствование показывает две важнейшие особенности человека: применение к самому себе мер воздействия и переживание свободы - той свободы, которая делает поведение осмысленным и целеустремленным. Обе эти особенности существуют только потому, что у человека есть средства воздействия на потребности и мотивы. Это нравственные категории, личностные формы нравственного сознания.

Сложность и неоднозначность понимания содержания нравственных категорий - совести, стыда, долга, ответственности, гордости, достоинства - определяются тем, что человек должен пройти достаточно длинный и сложный путь личностного развития, чтобы прийти к возможности анализа их содержания. Такое содержание представляет собой персонифицированный, индивидуализированный опыт жизни, отражающий освоение и переживание своей сущности.

В личностных переживаниях раскрывается особенность нравственности в целом: общественные нормы принимаются и осознаются как личностная ценность. Но чтобы это произошло, нужно признать норму, признать ее как нравственное правило для самого себя. Тем самым мы берем на себя как бы обязанность конкретизации

178

общего правила в собственных действиях. "Я должен" - не правило само по себе, а обязательство к действию, осознание необходимости самому себе предъявить такое требование.

В категории долга с необходимостью содержится требование выбора, осуществляемого при обязательном осознании своих действий-мотивов. При этом требование долга обязательно индивидуализировано, оно определяется конкретными обстоятельствами и условиями жизни. Это очень трудный и неоднозначный вопрос - вопрос о долге мотива или деяния, дела человека... о том, что задумывалось и что получилось. Как известно, благими намерениями дорога часто вымощена в ад.

Это отчасти связано с тем, что нравственный мотив долга не всегда осознанно выступает перед человеком и порой не узнается им. Мотив может существовать в разной форме, по-разному присутствующей в психической реальности человека. Это может быть осознанное самопринуждение, внутренняя склонность, образ, непосредственные эмоции, чувство долга - осознанное и устойчивое... В таких формах по-разному проявляется осознанное содержание данного явления - явления долга. Но степень осознания не всегда говорит о качестве действия долженствования. На основе этических чувств можно осуществлять нравственный выбор не менее точно, чем на основе осознанного мотива долга. Главное в том, что мотив долга существует, и он определяет возможность подчинения других мотивов конкретной ситуации.

Первоначально мотив долга раскрывается перед ребенком только в ситуации нарушения им нравственных норм, что связано с содержанием эмоций, возникших в данный момент. Позднее мотив долженствования осознается, а сами нормы выделяются как особая сфера деятельности, регулирующая отношения между людьми и отношение человека с самим собой.

Можно сказать, что через категории нравственности в жизнь человека входит другой, входит необходимость строить свое поведение с учетом другого человека - не только конкретного человека, но и представления о сущности его, выраженного в обобщенном представлении.

Одной из форм конкретизации нравственных требований является категория ответственности. Ее содержание очерчивает границы долга, позволяет определить

179

пределы ответственности за содеянное и несовершенное, происходящее по причине моего действия и без него. Такая мера определяется реальными возможностями человека в осуществлении конкретного действия и его требованиями к себе по осуществлению чего-либо.

Значит, за интересами человека стоит вся глубина и сила его личности - его положение среди других, его возможность воздействовать на собственное поведение, возможность осуществлять нравственный выбор. Если поведение ребенка долгое время определяется ситуацией, то для взрослого оно опосредовано ценностными ориентациями, возможностями воздействия на свое поведение, возможностями самоорганизации поведения на основе общественных норм, в первую очередь - нравственных.

В истории общества развитие морального сознания наряду с другими формами сознания - научным, художественным, религиозным - привело к формированию морального качества как особого понятия, характеризующего человека, его индивидуальность. Моральное качество - понятие, содержащее в себе моменты долженствования и ценности, которые оцениваются как добродетель, как потенциал человека.

Этот потенциал как бы указывает путь от настоящего к будущему, движение от несовершенства к совершенству. Когда люди пытаются оценивать свои или чужие качества, то часто создается впечатление, что какие-то качества они будто не замечают, не помнят о них. Подобное имеет место и в отношении нравственных качеств. Отчасти это связано с тем, что объективно существуют условия, неблагоприятные для осознания человеком своих нравственных качеств, - условия индивидуализации личности, мешающие человеку осознать собственную индивидуальность, мешающие наблюдению за своим поведением: анонимность жизни (особенно в больших городах), перенос ответственности на кого-то другого, эмоциональное возбуждение, утрата чувства времени, громкая музыка, шум, яркие, сменяющие друг друга зрительные впечатления, снижение уровня сознательности под влиянием алкоголя и наркотиков... Такие условия ослабляют самоконтроль, основанный на нравственных нормах вины, стыда, страха осуждения, и делают практически недоступным выделение содержания многих своих и чужих качеств. Поведение становится импульсивным,

180

зависимым от ситуации и действия группы, к которой принадлежит человек. Последний не может контролировать воздействие ситуации и становится зависимым от нее, что ведет к увеличению степени доверия к лидерам и попаданию под их власть, к растворению в группе.

Способность противостоять таким деиндивидуализирующим влияниям определяется нравственной устойчивостью личности, тем содержанием ценностных ориентации, которое обеспечивает достаточный уровень самоконтроля и самокритичности в любых условиях.

Самоконтроль и самокритичность как способы обращения человека к самому себе дают ему возможность в полной мере выявить наличие или отсутствие какого-либо качества при условии, что он владеет содержанием последнего.

Тесная связь самоконтроля и самокритичности с долженствованием и возможностью его осуществления, так же как и необходимость долженствования, еще раз показывают, что индивидуальность, автономность человека весьма относительна, ибо она может реализоваться только благодаря включенности в жизнь.

В свое время Ян Коменский говорил о том, что тот, кто будет расти без дисциплины, состарится без добродетели. Старомодное слово "добродетель" характеризует полнейшую зависимость содержания нравственной жизни от дисциплинированности человека. Данное положение абсолютно применимо к соблюдению норм социального общежития, так как в умении подчиняться юридическим нормам и нравственным законам будет проявляться человеческая свобода.

Добродетельный человек сам подчиняется этим нормам, для чего у него есть все средства и способы воздействия на свою активность.

В психологической литературе проблема интереса человека к разным сторонам жизни рассматривается как проблема интеллектуальной активности. Попытки определить ее специфику привели к пониманию ее как творческого потенциала личности, в котором соединяются интеллектуальные и личностные способности, мотивационные факторы умственной деятельности. Творчество - как производное от интеллекта - преломляется через мотивы человека, которые либо тормозят, либо стимулируют его появление.

181

Известно, что мыслит не мозг, а личность, действуют не мышцы, не кожа, не ухо, не язык, а человек - личность с определенными интересами, устремлениями, ценностными ориентациями, потребностями.

Это очень сложная и неоднозначная проблема - проблема творческого потенциала человека и его личностных качеств. Хотелось бы думать, что гений и злодейство - две вещи несовместные, но в жизни столько "гениев злодейства", что повторять как заклинание приведенные пушкинские строки приходится снова и снова, лишь бы отвести беду.

Психологи давно установили, что ориентация на ту или иную систему оценок своей деятельности существенно влияет на познавательные способности. Если преобладает ориентация на оценку и успех как высшую и единственную ценность, то это ведет к тому, что познание как стремление к высшей цели - истине - становится лишь средством достижения иных целей, отнюдь не познавательных. В результате содержание такой деятельности существенно обедняется. Наиболее остро эта проблема выступает в жизни научных школ и в судьбе ученых. Отношение к познавательной деятельности как к самостоятельной ценности, значимой для самого человека, обеспечивает высокий уровень творчества. Здесь цель познания - истина - становится самоцелью.

Можно сказать, что главное препятствие на пути к творчеству - изменения в направленности интересов человека, та деформация личности, которая искажает потребности и мотивы, нравственную оценку непреходящих человеческих ценностей.

На пути познания много препятствий. Одно из них - лень. Лень всегда считалась одним из главных пороков человека. Нежелание действовать порождает неумение действовать. Трудность активности ведет к необходимости организации активности, к преодолению сопротивления... Этот ряд ассоциаций связывается с понятием лени. Но во внутреннем мире практически нет однозначных явлений. Перечисляя малосимпатичные качества ленивого человека, можно привести немало достоинств лени. Каких? Неторопливость, несуетность (весьма замечательные состояния в наш стрессовый век), склонность к релаксации, удовлетворенность малым, постоянный анализ своего внутреннего мира (надо мне это или нет), соизмерение своих сил и возможностей... Можно найти и еще достоинства

182

у этого весьма непохвального качества. Достаточно только изменить точку зрения: перейти от этической позиции к психологической. "Лень-матушка". В этих словах не только осуждение, но и признание более сложных чувств, среди которых тоненькой ноткой звучит зависть к несостоявшейся мечте. Рабство в непосильном труде породило ее, обесценило любое усилие, в том числе и усилие над самим собой - то усилие, которое дает человеку новое качество, приводит к появлению новой цели, новой перспективы как для самого человека, так и для окружающих. Благодушие лени на время усыпляет надеждами на возможность, отодвигаемую на неопределенный срок. Возможно, лень останавливает время, делая его неопределенным, неструктурированным конкретными усилиями и реальными делами. Неопределенность может стать такой большой, что с течением времени просто становится бессмысленной.

При всей возможности безоценочного отношения к лени многие ее проявления имеют скорее невротический характер, защищают от возможных неудач, рационализируют невозможное, снижают уровень притязаний, а значит, обесценивают те возможности, которые не находят проявления, оставаясь потенциалом - грезой, мечтой, невозможным...

Житейское понятие нормального человека или человека, как все люди, встречает каждого из нас еще до рождения, до появления на свет. Отношение женщины к своему будущему ребенку уже содержит в себе это понятие, как ее мышление и ее чувства по поводу изменившегося собственного состояния. Таким образом, мы сразу вступаем в особую сферу человеческой жизни - в сферу любви матери и ребенка, отца и матери, отца и ребенка, в ту область, где нормальное и естественное, кажется, сближаются. Нормально, естественно, что мать любит ребенка и тому подобное. Об этой нормальной естественной родительской любви написано столько, что мне остается только выбрать из известного то, что наиболее близко самой, и предложить вам для обсуждения.

Большинство философских, психологических и поэтических книг о материнской любви написано мужчинами, словно хор, они говорят о безусловности материнской любви к ребенку, даже еще нерожденному. Думаю, что, рассуждая об этой любви, анализируя ее и воспевая, словно забывается тот труд

183

души, та работа чувств и работа мышления, которая связана с осуществимостью этой любви. Подвиг проявления нормального материнского чувства состоит не только в жертвовании собой ради кого-то, он еще и в том, чтобы охранить и свою собственную жизнь от разрушения и поглощения другим человеком. Нормальные материнские чувства к ребенку не являются естественными, природными, они развиваются у женщины, как развивается ее мышление, воля, воображение, и - не хотелось бы, но приходится говорить и об этом - у них есть свой предел развития.

Да, предел, то появление омертвевших форм психической жизни, о которой писал Л.С. Выготский, а вы могли об этом прочитать в предыдущей главе. Думаю, что он, этот предел, связан с той концепцией жизни, которую воплощает в своем отношении к ребенку женщина. Этнографический материал позволяет говорить о том, что даже представление о кровнородственных связях не является биологически обусловленным - матерью, например, может считаться женщина, которая выкормила ребенка, а не родила его. Голос крови в данном случае не является основой для чувств. В современном мире есть множество легальных, государствами на уровне законов регулируемых отношений, где вопрос о материнстве тоже теряет свой прямой биологический смысл.

Я не ставлю под сомнение безусловность нормальной материнской любви, но, имея на практике дело с большим числом фактов, причинно-следственных отношений ребенка и матери, хотелось бы говорить о причинах исчезновения этой безусловности у многих моих современниц. "Я не могу его любить, потому что..." Об этом можно написать книгу, и, думаю, не одну. Но вдумаемся, речь пойдет не об отношениях взрослого мужчины и взрослой женщины, а об отношениях матери и ребенка. Взрослого, сильного человека и человека маленького.

Не претендуя на глубину анализа, ориентируясь только на те конкретные факты, которые подарила профессиональная деятельность, попробую попытаться объяснить для себя и для читателя (быть может) причины исчезновения безусловности в материнской любви. Для этого представлю их в виде таблицы.

184

Причина обусловленности чувства материнской любви Содержание переживаний женщины
1 . Механическая модель жизни (если А, то Б обязательно) "Если он сейчас себя так ведет, каким же он будет через год", "Он копия своего отца"
2. Избыточный педагогический оптимизм (поиск инструкций по воспитанию) "Надо к нему найти подход, а то он совсем неуправляемый, как мне с ним лучше обращаться - не знаю"
3. Социальная ущербность материнской роли (фиксированная система ценностей) "Я из-за него ничего не могу делать", "Она мне руки связала"
4. Эгоцентризм Я (жизнь - это потребление) "Почему я должна столько внимания ему уделять, еще сама жить хочу"
5. Рационализм (упрощение картины мира) "Главное, чтобы он себе место в жизни нашел, чувствовал себя уверенно"
6. Отчужденность (человек равен вещи) "Все равно ребенка для кого-то растишь. И дочь уйдет из дома, и сын"

Для меня психологическая работа по изменению отношения женщины к ребенку практически всегда связана с восстановлением формулы безусловной материнской любви: "Вы - мать, никто кроме Вас не может любить Вашего ребенка таким, какой он есть", "Любить за то, что он есть".

Как часто бывало в ответ упорное сопротивление: "В нем нет ничего хорошего", "Как это любить за то, что он есть, он же вон какое вытворяет" и тому подобное.

Если попробовать описать одним словом содержание нормального материнского чувства моей современницы, то это было бы слово "усталость", думаю, что оно было таким же актуальным и во времена Э. Фромма, который писал о том, что в материнской любви два важных аспекта: безусловное утверждение в жизни женщины ребенка и его потребностей и развитие в ребенке любви к жизни. Материнская любовь к жизни - любовь к жизни самой женщины - приносит человеку самое прекрасное в жизни - ее ценность, цельность, осмысленность, глубину. Если же у женщины нет любви к жизни, к людям вообще, если она ощущает жизнь как бремя, а людей воспринимает

184

как вещи, она не только обделяет своего ребенка любовью, но и лишает его важнейшей потребности - трансцендентальной, той, которая рождает в человеке творца его собственной жизни.

Слабый, беспомощный ребенок легко пробуждает в женщине чувство собственной силы, власти над ним как над своим творением. Это чувство собственной силы перекрывает по интенсивности многие другие, и если его проявления (за неимением других чувств) встречают у ребенка сопротивление, то происходит удивительное превращение этого женского чувства в его противоположность - сила сменяется бессилием, любовь - ненавистью. В действие вступает закон амбивалентности (двойственности) чувств, и женщина переживает это как усталость, как невозможность осуществления собственной жизни, как предел собственных чувств. Как сказала одна из мам о своих трех сыновьях: "Я их очень всех люблю, но иногда мне хочется прийти домой с автоматом и..."

Я думаю, что хроническая усталость, которая сегодня является почти единственным словом, выражающим материнскую любовь, тревожный симптом того общего изменения отношения к жизни, который наблюдается у многих моих современниц. "Люди не любят жизнь" - возможно, это сказано слишком сильно, но очень часто именно эта фраза случайной прохожей, с которой мы обменялись взглядами, став невольными свидетелями безобразной семейной сцены, все чаще приходит на ум в качестве причины, объясняющей, но не проясняющей факты, которые приходится наблюдать ежедневно.

Хотелось бы сказать, что в житейском понимании нормальный человек - это тот, кто умеет любить жизнь. Жаль, что так не получается. Факты говорят о том, что даже естественные, кровные отношения не гарантируют человеку (ребенку) любви. К нему, маленькому, уже относятся так, как он того заслуживает. Ему уже надо что-то делать, предпринимать, чтобы его любили, надо иметь какие-то качества, а не просто быть сыном или дочкой.

Это ожидание от ребенка заслуживающих любви качеств делает отношения матери и ребенка, а тем более отца и ребенка, опосредованными. Чем? Какой знак их будет определять? Я бы сказала, что это концепция жизни, которой пользуются взрослые. Содержательно она может отличаться в деталях у отца и у

186

матери одного и того же ребенка, тогда он (ребенок) не только попадет в сложноопосредованную систему отношений, он невольно становится манипулятором, переживающим отсутствие целостности в жизни. Ситуация порождает необходимость построения искусственной модели жизни вместо осуществления жизни, сознание ребенка уже потенциально "заражено" вирусом собственной ограниченности и задан-ности.

Мне кажется, что житейское представление современного человека о собственной нормальности и нормальности других людей воплощается в образе инструкции. Иметь четкую инструкцию, то есть обладать определенностью своего жизненного пути, иметь критерий правильности его, оказывается, очень важно. Сегодня наиболее остро необходимость в таких инструкциях переживают люди старшего и среднего поколений, которые одно время жили по известной социальной схеме: детский сад - школа - вуз (училище) - работа - пенсия; октябренок - пионер - комсомолец - коммунист. Это была самая общая инструкция жизненного пути, теперь ее не стало. Хотя прошло уже несколько лет, неопределенность жизненного пути оказалась для многих людей в нашей стране невыносимой, она еще и сегодня воспринимается с большим страхом или предельной осторожностью. Момент потери инструкции - это одно из мгновений переживания моими современниками неопределенности как существенной характеристики самой жизни. Оно оказалось не из легких.

Обострение переживаний по поводу своей нормальности я вижу в фактах появления большого разнообразия общественных объединений, где через групповое, социальное использование понятий о жизни человек получает возможность осознания собственной концепции жизни. В интенсивном росте общественных объединений можно увидеть и форму ухода от выработки индивидуальной концепции жизни. Мне кажется, что индивидуальное переживание своей собственной концепции жизни, содержащее любовь к ней, вообще доступно немногим людям и требует той силы Я, которая позволяет назвать такого человека героем. Героизм этот в будничной возможности быть самим собой, чувствовать то, что чувствуется, думать то, что думается, как у Наума Коржавина:

187

...Москва встречает героя,
А я его - не встречаю.
Хоть вновь для меня невольно
Остановилось время,
Хоть вновь мне горько и больно
Чувствовать не со всеми.
Но так я чувствую все же,
Скучаю в праздники эти...
Хоть, в общем, не каждый может
Над миром взлететь в ракете.

Это переживание своей непохожести как нормальности, естественной для собственной жизни.

В житейском понимании нормальности присутствует не только содержание концепции жизни, но и концепции другого человека, то есть отношение к собственной Я-концепции, которое с необходимостью ставит вопрос о их тождестве или равенстве. Вопрос, который для каждого рождающегося человека является вечно новым, а для человечества давно известен на него ответ. Дан он в Библии: "Люби своего ближнего, как самого себя". Об этом писал Э. Фромм, когда говорил о том, что любовь человека к себе содержит все ее парадоксальные стороны - Я для самого себя становлюсь объектом, на который распространяется моя же собственная любовь. Любовь - неделимое отношение между собственным Я как объектом любви и другими ее объектами, это выражение созидательности - заботы, уважения, ответственности и знания. Нет такого понятия человека, в которое я не был бы включен сам. Эта идея мне кажется крайне важной для понимания того, как в житейском понятии нормальности человека представлено самое главное - его собственное переживание собственной же сущности. Все формы отказа и ухода от этого переживания, от невозможности чувствовать собственную пустоту лишний раз говорят о том, что экзистенция человека не задана ему в момент рождения, она создается им самим. Ограничения, которые он переживает на пути воплощения собственной экзистенции, связаны с тем, что вся жизнь человека опосредована присутствием в его индивидуальной жизни других людей, уже создавших (или создающих) собственные знаковые системы для организации потока жизни. Эти знаковые системы структурируют и понятие человека, и концепцию жизни, и Я-концепцию, и концепцию другого человека, степень жесткости этих структур может быть весьма различной, но они наполняют психологическое пространство

188

отношений между людьми, создают его плотность, оказывают регулирующее влияние на спонтанный поток жизни. Житейское понятие нормальности в этом психологическом пространстве отношений человека к человеку (независимо от возраста) задает степени свободы для осуществления собственной спонтанной активности. "Нормальность" - это маркировка этих степеней свободы, она может быть вплотную приближена к возрастным и социальным проявлениям активности: нормальный двухлетний ребенок владеет прямой походкой, нормальные пенсионеры сидят спокойно на скамеечке и тому подобное.

Содержание этих степеней свободы основано на житейских понятиях - на обобщениях конкретных, наглядно воспринимаемых фактов, сходное в них и принимается за нормальность. Вопрос о возможных изменениях наблюдаемых явлений не ставится и не предполагается, житейское понятие "нормальности" всегда осязаемо и действенно, оно отвечает всем требованиям инструкции, так как задает степени свободы через "можно" и "нельзя". Для человека, ориентирующегося на него, часто бывает большим потрясением встреча с концептуальной многозначностью этого понятия. Поразительно бывает, например, наблюдать за родителями, когда они находят в своем ребенке новые для них проявления его интеллектуальных возможностей ("а я и не знал, что он [она...]"). Переход к новому содержанию понятия "нормальность" для большинства людей связан с изменением степеней свободы как в своем поведении, так и с признанием этого за другим человеком. Как сказала одна мама: "Хотелось бы уберечь его от всех жизненных ошибок, но это все равно, что жить его жизнь без него самого".

Да, как пишет Ст. Тулмин: "Мысли каждого из нас принадлежат только нам самим; наши понятия мы разделяем с другими людьми" 1.

Можно подвести небольшой итог: житейское понятие нормального человека включает переживание по поводу возможных степеней свободы как своей собственной, так и другого человека, которые проявляются в воздействии на свою активность и активность другого человека. Это своего рода правила, инструкция, которая позволяет организовывать пространственно-временные отношения с другими людьми и в своей собственной жизни.

189

Научное понятие нормального человека

Написала этот заголовок и поняла, что необходимо еще раз уточнить роль и место научного знания в индивидуальной судьбе человека. Наука появляется в его жизни чаще всего не в виде научных текстов, а в виде конкретных действий людей, оказывающих на судьбу человека (а может быть, и на саму его жизнь) непосредственное воздействие, вплоть до физического прикосновения или проникновения в его тело, не говоря уже о воздействии на мысли и чувства. Чаще всего это делают представители следующих профессий: учителя, врачи, юристы, то есть те, кто учит, лечит, судит.

Они обосновывают свое воздействие на чью-то конкретную, очень индивидуальную судьбу данными науки, которая, как известно, занята поисками истины, поисками общих законов и частных закономерностей.

Зададимся таким вопросом: "Как в профессиональном воздействии представителей перечисленных специальностей проявляются данные науки?" Ответ возможен примерно в таком виде: наука задает логику анализа конкретного явления через обоснование ее в известных ей закономерностях. В свою очередь логика анализа определяет схему воздействия, его направленность, силу, качество; любой анализ должен иметь некую единицу, позволяющую человеку, который ею пользуется, контролировать собственные действия. Такая единица является формой мышления, позволяющей дифференцировать разные стороны анализируемого явления.

Думаю, что в гуманитарных науках такой формой мышления является понятие нормы, нормальности, нормального человека. Это форма мышления, по грубому подобию похожая на формочку для печенья, которую надо приложить к тесту (явлению), нажать (приложить интеллектуальные усилия) и отделить от формочки предмет (в интеллектуальной деятельности - выделить и с необходимостью на момент анализа ограничить исследуемое содержание). Аналогия может быть еще более полной, если дополнить ее картиной возможных манипуляций повара с кусочком теста, которое теперь называется печенье. В анализе человека, работающего с понятием нормы, это напоминает о его возможности уточнять, корректировать, отбрасывать какое-то ее содержание.

190

Итак, норма, нормальность, нормальный человек - это форма мышления об индивидуальной жизни человека. Остановимся кратко на различии содержания понятия "нормальный человек", проявляющегося в профессиональной деятельности учителя, врача, юриста.

Воспользуемся для этого схемой содержания понятия "нормальный человек".

Профессии Содержание
Учитель Усваивает школьную программу в заданное время
Врач Органы и их функции соответствуют состоянию здоровья
Юрист Несет ответственность за свое поведение перед самим собой и другими людьми; знает и выполняет правила гражданского поведения

В этих кратких (конечно, очень приблизительных) формулировках мне хотелось обратить внимание читателя на то, что основанием для выбора единицы анализа (нормы) выступают принципиально разные качества индивидуальной жизни человека. Для учителя они тождественны преобразованиям предмета (школьной программы), для врача они связаны с самооценкой человеком своего состояния (здоровье), для юриста - это степень организации своего поведения с точки зрения общих для группы правил. Какого же человека считать, например, представителем этих трех профессий, всем вместе, не по отдельности, нормальным: того, кто хорошо учился в школе, здоров, но нарушает... Или того, кто не очень хорошо учился в школе, не очень здоров, но не нарушает? Какой он - по-настоящему нормальный человек? Можно ли быть более нормальным, чем нормальный, или менее нормальным, чем нормальный?

Обычно в профессиональной практике ответ на эти вопросы находится быстро: "Он нормальный ученик, может учиться, но...", "Она совершенно здоровая женщина, могла бы не выдумывать себе болезни, но...", "Он разумный человек, понимает свое положение, он может..." Может, "мог бы" - это слова о возможностях, о возможности быть нормальным, которые не реализованы, потому что... Дальше можно написать веер причин по вашему усмотрению.

В научном психологическом анализе эти возможности человека быть нормальным - понимание нормы

191

как способа мышления о человеке, а не как средства фиксации его качеств, - находят свое отражение в различных моделях периодизаций психического развития. Основу их составляют две очень важные посылки:

  • 1) потребность исследователя в целостном видении жизни и необходимость фиксации этого видения в понятии "нормальность";
  • 2) потребность в преодолении противоречий между статическими и динамическими характеристиками жизни при понимании ее закономерностей.

Эти посылки и осознание их оказываются крайне важными для исследователя, так как вся история гуманитарных наук в XX веке показала, что то, какими понятиями человек пользуется, какие стандарты мышления считает правильными, как организует свою жизнь и объясняет ее опыт, зависит "не от свойств универсальной "человеческой природы", не от одной только интуитивной самоочевидности основных человеческих идей, но и от того, когда человеку пришлось родиться и где ему довелось жить"1.

Рациональная потребность исследователя в беспристрастной точке зрения остается во все времена, но наше время еще раз с очевидностью показало, что нельзя допускать того, чтобы исследовательские процедуры находили свое обоснование, свою гарантию правильности в неизменных принципах какой-либо единственной, считающейся достоверной системе естественной и моральной философии.

В науке о человеке, как и в других науках, появлению новых осмысленных понятий предшествует осознание новых проблем и введение новых процедур, позволяющих решить эти проблемы. Понятия как формы мышления приобретают смысл благодаря тому, что они служат человеческим целям в реальных практических ситуациях. Изменения в применении понятий, уточнение их значения зависят от того, есть ли в интеллектуальной инициативе, вызвавшей их появление, критика и изменения.

В истории понятия периодизации психического развития, я думаю, было так много моментов его критики

192

и стремления к изменению, что сегодняшняя ситуация в отечественной науке напоминает мне детский рисунок, где только после детального объяснения его автора можно увидеть то, что изображено. Я попробую выполнить свою задачу анализа научного понятия "нормальный человек", заняв пока позицию зрителя, задающего вопросы автору рисунка, - периодизации психического развития. Вопросов будет два: 1) что автор периодизации понимает под психической жизнью? 2) какой целостный образ человека (нормального) он имеет в виду при построении периодизации? Прежде чем обратить эти вопросы к авторам конкретных периодизаций, наиболее интересных мне для анализа, еще раз уточню для читателя, почему проблема периодизации является такой важной для построения понятия "нормальный человек". Во-первых, период это всегда отрезок времени, значит, есть возможность выделить в потоке жизни какие-то структурные элементы. Во-вторых, периоды качественно отличаются друг от друга и в то же время имеют общее, так как описывают жизнь одного и того же человека, то есть понятие "период" можно использовать для снятия противоречия между статическими и динамическими свойствами жизни. В-третьих, череда периодов позволяет охватить жизнь человека в относительном единстве ее естественного начала - рождения и не менее естественного конца - смерти. В-четвертых, понятие периодизации позволяет строить теоретически обоснованную диагностику развития и вероятностные модели будущего развития как качественного преобразования психики человека, то есть ответить на вопрос: "Что будет?" Наконец, в-пятых, любой автор периодизации предлагает свою интерпретацию фактов, то есть отвечает на вопрос: "Почему не случилось или случилось то-то или то-то". Таким образом, он задает сферу применения предлагаемой им теории - содержания понятия "период".

В практике уже упоминавшихся профессиональных деятельностей это может выступить как обоснование предельно конкретного воздействия на индивидуальную судьбу человека. Например, в виде такого варианта: "Можешь- должен", "Не хочешь, но можешь- заставим, потому что можешь" и тому подобное.

Реальное общение людей, которые не пользуются сознательно какой-либо научной периодизацией психического развития, обязательно содержит свое бытовое (и этим оправданное) представление о периоде жизни

193

человека, это отражается и в разной словесной маркировке различных возрастов, например, дитя, младенец, ребенок, дошкольник, школьник, подросток, юноша, молодой человек, мужчина, зрелый муж, старик.

Это первая, лежащая на поверхности жизни человека возможность связать изменения свойств организма со свойствами психической жизни. В истории науки такие попытки предпринимались неоднократно. Так, широко известна идея П.П. Блонского о разделении периодов развития по появлению и смене зубов, то есть на основании дентиции. Это яркий возрастной признак, он находится в тесной связи с содержанием кальция в организме и с деятельностью желез внутренней секреции. На этом основании можно выделить беззубое детство, детство молочных зубов, детство постоянных зубов, которое заканчивается появлением зубов мудрости - третьих задних коренных. В схеме периодизации 3. Фрейда в качестве главного критерия периода рассматривается сексуальное развитие ребенка.

При всей, казалось бы, абстрактности эти схемы содержат главную, важную для анализа особенность - они пытаются описать (пусть односторонне) изменения, свойственные жизни. Может быть, неосознанно для авторов этих идей они отождествляют психическую жизнь с жизнью как витальностью. Наверное, поэтому в работах П.П. Блонского и были эмпирически описаны, увидены и поняты критические периоды развития, характеризующиеся резкой сменой качественных характеристик психической активности человека. В то же время эти периоды могут быть противопоставлены (по темпу изменения) другим временным отрезкам, где изменения происходят постепенно.

Целостный образ нормального человека в витальных периодизациях близок к понятию здоровья, то есть к характеристике активности организма, функционирующего в соответствии со свойствами своих органов. Мне бы не хотелось делать какого-то критического анализа периодизаций, я покажу их так, как понимаю.

В свое время периодизацию психического развития предлагал В. Штерн, который пытался различать раннее детство (игровая деятельность), период сознательного учения с разделением игры и труда и период юношеского созревания с развитием самостоятельности личности и планов дальнейшей жизни. Эта периодизация привлекает идеей психического анализа активности

194

человека, попыткой соотнести внешне наблюдаемую деятельность со свойствами внутреннего мира; целостный образ нормального человека в периодизации В. Штерна вырисовывается как образ активного, качественно преобразующегося внешне и внутренне человека.

Была еще попытка А. Гезелла построить периодизацию детского развития, исходя из изменения его внутреннего ритма и темпа, из определения "текущего объема развития". Это очень привлекательная идея, она позволяет привлечь внимание к тем событиям, которые происходят в индивидуальной судьбе человека, к их взаимосвязи и взаимообусловленности. Сама идея исследования постоянного темпа и ритмических периодов представляется достаточно продуктивной для изучения динамических характеристик психической жизни человека. А. Гезелл исходит из идеи целостного развития психической жизни, а нормальный человек выступает при этом как существо, воплощающее свою целостность.

Л.С. Выготский также работал над периодизацией психического развития, понимая, что развитие характеризуется наличием качественных новообразований, которые подчинены своему ритму и требуют всякий раз особой меры. Он составил свою периодизацию психического развития в детском возрасте, исключив из нее период юности, полагая, что она является первым возрастом в цепи зрелых возрастов, а там развитие подчинено другим закономерностям, отличным от закономерностей детского развития. Новым в своей периодизации он считал введение в ее схему критических возрастов, исключение из схемы периода эмбрионального развития ребенка, уже упоминавшееся исключение периода юности и включение возраста полового созревания в число стабильных, а не критических возрастов. Он считал, что психология изучает только влияние наследственности и утробного развития ребенка на процесс его социального развития.

При этом в кризисные периоды их новообразования отмирают вместе с наступлением следующего возраста, но продолжают существовать в нем в скрытом виде. В стабильном возрасте это приводит к скачкообразному возникновению новообразований.

Л.С. Выготский говорил о том, что стабильные периоды имеют более или менее отчетливые границы начала и окончания, и их надо определять по этим

195

границам, тогда как критические периоды надо считать от кризисной точки, принимая за начало ближайшее к этому сроку предшествующее полугодие, а за его окончание - ближайшее полугодие последующего возраста.

В периодизации Л.С. Выготского представлены следующие возрасты:

  • Кризис новорожденности
  • Младенческий возраст (2 месяца - 1 год)
  • Кризис 1 года
  • Раннее детство (1 год - 3 года)
  • Кризис 3 лет
  • Дошкольный возраст (3 года - 7 лет)
  • Кризис 7 лет
  • Школьный возраст (8 лет - 12 лет)
  • Кризис 13 лет
  • Пубертатный возраст (14 лет- 18 лет)
  • Кризис 17 лет

Он считал, что личность ребенка изменяется как целое в своем внутреннем строении, и законами изменения этого целого определяется движение каждой его части. Есть в каждом возрасте центральное новообразование, вокруг которого группируются другие частичные новообразования. Для Л.С. Выготского важно не переносить на исследование психического развития понятие среды из биологических наук. Он предлагает говорить о качественном своеобразии, единственном и неповторимом отношении ребенка с социальной действительностью. Это отношение он называл социальной ситуацией развития в данном возрасте. Она - исходный момент в развитии личности ребенка. Перестройка социальной ситуации развития и составляет главное содержание критических возрастов.

Для меня представляется важным, что Л.С. Выготский говорил о том, что психическая жизнь человека на разных этапах ее развития определяется социальной ситуацией развития, что возрастные новообразования перестраивают и внешнюю, и внутреннюю жизнь ребенка.

Думаю, что для Выготского нормальный человек представлялся зависимым от содержания социальной ситуации развития, от других людей, которые ее создают. Перестройка сознания ребенка к концу какого-то периода меняет, по его мнению, всю систему отношений с другими и отношение к самому себе, он,

196

ребенок, чувствовал себя изменившимся, изменяющимся. Похоже, что это переживание и отличает для Выготского нормального человека. Переживание своей динамичности, изменчивости, возможность отнестись к ней - это главное переживание нормального человека, которое обостряется в кризисные периоды и воспринимается как естественное качество жизни в периоды стабильные.

В отечественной психологии автором одной из наиболее развитых периодизаций психического развития является Д.Б. Эльконин. Во время его научной деятельности существенные изменения претерпевала педагогическая периодизация, сложившаяся как отражение организации системы дошкольного и школьного обучения. Появилось много реальных проблем, связанных с пересмотром сроков начала обучения в школе, длительности и обязательности разных видов обучения (это были 60-е годы). К тому времени были накоплены факты о возможных особенностях детей, в контексте науки существовали изложенные выше периодизации, самим Элькониным был накоплен большой материал по антропологии и этнографии игры, проведены исследования по историческому возникновению ролевой игры.

В основу периодизации Д.Б. Эльконина положена идея исторической обусловленности психической жизни человека. Он считает, что единый по своей природе процесс жизни ребенка в обществе в ходе исторического развития разделяется на два относительно независимых потока, которые могут гипертрофированно развиваться. Это активность ребенка в системе "ребенок - общественный предмет" и в системе "ребенок - общественный взрослый".

В первой системе ребенку открывается человеческий смысл предметных действий, а во второй - усвоение задач и мотивов человеческой деятельности.

Систематизация Элькониным основных форм активности ребенка с точки зрения их содержания привела к построению такого последовательного ряда форм активности, которые объединяются в две уже названные выше группы: 1 - "ребенок - общественный взрослый"; 2 - "ребенок - общественный предмет":

  • - непосредственное эмоциональное общение - 1;
  • - предметно-манипулятивная деятельность - 2;
  • - ролевая игра - 1;
  • - учебная деятельность - 2;

197

  • - интимно-личное общение - 1;
  • - учебно-профессиональная деятельность - 2.

В детстве ребенка можно выделить периоды, отличающиеся содержанием освоения. Это легло в основу гипотезы Эльконина о периодичности процессов психического развития, заключающейся в закономерно повторяющейся смене одних периодов другими.

Анализ содержания критических периодов детства (кризис трех лет) и кризиса перехода' от младшего школьного возраста к подростковому ("кризис полового созревания") позволил Эльконину говорить о их сходстве. В том и другом проявляется стремление ребенка к самостоятельности и негативные проявления, связанные с отношениями со взрослыми.

Фактический материал и его теоретическое осмысление позволили Д.Б. Эльконину сформулировать гипотезу о периодизации психического развития, где жизнь ребенка делится на периоды, эпохи и фазы (см. схему).

Периодизация психического развития
(гипотеза Д.Б. Эльконина)

Каждая эпоха состоит из закономерно связанных двух периодов; первый из них связан с преимущественным освоением мотивов и норм человеческой деятельности

198

и подготавливает переход ко второму периоду, где уже осваиваются преимущественно способы действия с предметами. Эпохи построены по одному принципу и состоят из закономерно связанных между собой периодов. Переход от эпохи к эпохе практически исследован очень мало, в большей степени изучен переход от периода к периоду как описание содержания кризисов.

Гипотеза Д.Б. Эльконина о периодизации психического развития исходит из существования противоречий в самой психической жизни, относительно независимых от внешних воздействий. По-моему, это очень важный момент, позволяющий говорить о существовании качественных характеристик психической реальности. Таким образом, нормальный человек для Эльконина - это человек, который обладает автономностью сознания, индивидуальностью и спонтанностью, необходимыми для осуществления внутренних законов психического развития.

В более поздних работах отечественных психологов в периодизацию психического развития проникли идеи А.Н. Леонтьева о ведущей деятельности, то есть той форме активности, которая определяет развитие ребенка в конкретный период. На сегодня считается, что периодизация Д.Б. Эльконина и уточнение ее А.Н. Леонтьевым связаны с общей психологической концепцией Л.С. Выготского. Так, В.В. Давыдов считает, что понятие о ведущей деятельности является конкретизацией понятия "социальная ситуация развития". Его введение позволило четко определить разные функции смены деятельности и соответствующих психологических изменений в психическом развитии ребенка. Новый тип деятельности, лежащий в основе целостного психического развития ребенка в том или ином возрасте, и был назван "ведущим".

Думаю, что понятие ведущей деятельности создает предпосылки для анализа психической жизни как однозначно детерминированного процесса, а образ нормального человека невольно отождествляется с его параметрами активности. Это естественная трудность научного мышления, ставящего своей задачей познание целостного явления при встрече с текучестью феноменологических свойств изучаемой области. Трудно уловить и описать переход от активной воспроизводящей деятельности ребенка, овладевающего исторически выработанными способами ориентации в

199

предметном мире и средствами его преобразования, к формам его самодеятельности.

Думаю, что все изложенные выше точки зрения имеют одну общую особенность - они представляют точку зрения наблюдателя, который как бы извне, со своей научной, исследовательской позиции видит и пытается понять процесс психического развития.

В современной психологии есть и другая исследовательская позиция, я бы ее назвала позицией наблюдателя, находящегося внутри исследуемого процесса. Это позиция Э. Эриксона, она представлена в его периодизации жизненного цикла человека. Когда я познакомилась с ней первый раз, я была поражена самой возможностью анализировать всю (!) жизнь человека. При знакомстве с биографическими фактами профессиональной деятельности Э. Эриксона (он работал психотерапевтом) стало понятно, почему именно эта реальность - жизнь человека - стала ему доступной и необходимой для анализа. Позиция психотерапевта в понимании человека естественно отличается от позиции ученого-исследователя, так как психотерапевт принимает на себя и переживает вместе с пациентом ответственность за его индивидуальную судьбу, за индивидуальную жизнь и ее содержание. Это, естественно, предполагает и другие средства анализа психического. Основное отличие их в том, что образ нормального человека должен осознаваться психотерапевтом как средство его собственного профессионального мышления.

Э. Эриксон находит свойства нормального человека, его обобщенный образ в характеристиках зрелой личности, которые позволяют ему, ориентируясь на этот образ, искать истоки ее организации на предшествующих стадиях ее жизни.

Зрелость личности Эриксон понимает как ее идентичность. Это очень обобщенное понятие, которое включает в себя проявление психического здоровья человека, принимаемый человеком образ самого себя и соответствующую окружающему миру форму поведения.

Идентичность связана с чувством личной тождественности и исторической непрерывности, то есть у человека есть уже упоминаемый нами хозяин в этом доме. Идентичность задает психической жизни ее целостность как форму, которая будет сохранять и направлять все динамические изменения, вызываемые

200

условиями. Условия эти всегда конкретны, исторически обусловлены, они отражают связь человека с конкретным временем и местом осуществления его психической жизни.

Эриксон выдвигает положение о том, что в самой природе человека существует потребность в психосоциальной идентичности.

Индивидуальная идентичность человека определяется исторической идентичностью социальной группы, к которой принадлежит человек. Все диффузные переживания человека, вызываемые созреванием и изменением функционирования организма, входят в психологическую организацию личности и становятся компонентом ее психосоциальной идентичности лишь в результате их дифференциации и социальной маркировки обществом, насыщения их социальной значимостью.

Идентификация, по Эриксону, интегративный центр личности, определяющий ее целостность, систему ценностей, социальную роль, идеалы, жизненные планы индивида, его способности и потребности. Через него человек осознает и оценивает свою психосоматическую организацию, вырабатывает механизмы психологической защиты, формирует самоконтроль.

Все компоненты идентичности, по его мнению, связываются в единое целое идеологией, или мировоззрением, личности, позволяющей человеку воспринимать себя с точки зрения других людей и исторического времени. Именно общество передает человеку особый стиль и способ синтеза своих переживаний, способ общения с самим собой.

Среди качеств зрелой личности Э. Эриксон выделяет индивидуальность, самостоятельность, своеобразие, смелость быть отличным от других. Через воспитание человеку передаются ценности и нормы общества, которые всегда определяются конкретными экономическо-культурными условиями. Воспитательный процесс совершается в соответствии с этическими идеалами конкретной социальной общности.

Эриксон широко пользовался данными и своих этнографических исследований индийских племен - сиу и юрок.

Свою концепцию психологического развития личности Эриксон рассматривает как вариант эпигенетического учения о развитии. Из биологического содержания термина эпигенез, то есть эмбрионального

201

развития, определяемого внешними факторами, Эрик-сон заимствует идею о последовательном формировании у человека психологических новообразований, каждое из которых в определенный момент становится центром психической жизни и поведения человека. Развитие личности представляется как прерывный процесс формирования новых качеств, предполагающий наличие реальных свойств и свойств потенциальных, оказывающих свое влияние в избирательном воздействии на другие свойства личности. Эти потенциальные качества личности и "регулируют" воздействия социальной среды, отбирая соответствующие возможностям ребенка или взрослого. При этом жажда социального признания - одна из важнейших характеристик активности человека, она проявляется как механизм включения ребенка в систему общественных отношений.

Э. Эриксон в выделении стадий развития сохраняет названия, соответствующие психоаналитической традиции, но наполняет их другим содержанием. Сохранение названий позволяет ему зафиксировать изменение чувствительности человеческого организма (всей его сложной психофизиологической системы) к воздействиям, прежде всего социальным. Эти воздействия учитывают потенциальные возможности организма, который, развиваясь, дает человеку возможность для все большего выбора средств, способов, возможностей для решения социальных задач. От успешности или безуспешности решения этих задач и зависит качество личностных новообразований. Каждое из этих новообразований выражает отношение (уже сложившееся к этому времени) человека к обществу, к другим людям, к себе, к миру труда.

Это сформировавшееся отношение становится центром личностной целостности человека, которую он стремится сохранить при помощи защитных механизмов. Однако в результате созревания новой психофизиологической системы и с появлением новых жизненных задач она неизбежно разрушается, становясь материалом для построения новой целостности.

Переход от одной личностной целостности к другой Эриксон называет кризисами - временем усиливающейся уязвимости и одновременно возрастающего потенциала человека. Каждый процесс роста

202

приносит в это время энергию для дальнейшего развития, а общество предлагает человеку новые и специфические возможности для реализации этой энергии.

Эриксон выделяет восемь стадий развития личности. На каждой из них человек должен осуществить выбор между возможными полярными отношениями к миру и к себе. Эриксон называет свою периодизацию эпигенетической матрицей и поясняет ее появление следующим образом: эта схема только инструмент мышления для выделения интересующей автора шкалы развития. Эту шкалу он называет шкалой психосоциального развития. Схема позволяет формализовать временную дифференциацию живого потока развития; каждое из обсуждаемых действий как проявление кризиса требует интеграции всех остальных, существовавших на предшествующих стадиях.

Квадраты по диагонали означают последовательность стадий и постепенное развитие их составляющих частей. Схема показывает, что в принципе человеческая личность развивается соразмерно с этапами, которые определяются готовностью человека узнавать новое и взаимодействовать во все более возрастающем социальном радиусе (расширяющемся психологическом пространстве). Общество, по мнению Э. Эриксона, в принципе имеет тенденцию к такому устройству, чтобы соответствовать и поощрять последовательность потенциальных готовностей человека к взаимодействию с другими людьми, охранять и стимулировать должную скорость и правильную последовательность их развертываний.

На каждой стадии развития есть новый конфликт, который влияет на появление новых качеств личности, он дает материал для возрастания силы человеческой личности при благоприятном его разрешении, а при деструктивном выборе становится источником слабости личности.

В схеме ниже диагонали размещаются предшественники конфликтных разрешений, причем все они как бы начинают с начала. Выше диагонали - пространство для психологических достижений и их превращений в созревающей или уже зрелой личности. Диагональ схемы указывает последовательность стадий, но их темп и интенсивность могут быть различны.

203

По мнению Эриксона, ускорение или относительная задержка на какой-то стадии окажет видоизменяющее влияние на все позднейшие стадии.

Эпигенетическая матрица Э.Эриксона

Задача диаграммы - подсказать возможному исследователю целостность исследуемого предмета -

человеческой жизни, побуждает к осмыслению ее пустых квадратов. Что касается стадии Н (зрелость), то формирование личностной целостности, где складываются вера и надежда, по мысли Эриксона, не предлагает конкретного ответа на вопрос о содержании веры и надежды. Они развиваются по своим собственным законам, до того как превратятся в свою наиболее зрелую форму - верность. Именно ею овладевает умудренный жизнью человек.

Описанные Э. Эриксоном восемь стадий не представляют собой шкалы достижений. Личность человека постоянно противостоит различным опасностям существования, в том числе и "негативным" чувствам, на протяжении всей своей жизни.

204

Он описывает и перечень основных сильных качеств личности, считая их постоянным результатом "благополучного соотношения" личностных качеств, отмеченных на каждой из психологических стадий:

Основополагающая вера против основополагающей безнадежности: энергичность и надежда. Автономность против стыда и сомнения: самоконтроль и сила воли.

Инициативность против вины: распорядительность и целеустремленность.

Трудолюбие против неполноценности: методичность и умение (компетентность).

Личностная индивидуальность против ролевого смещения: привязанность и верность.

Близость против одиночества: групповое объединение и любовь.

Производительность против застоя: производство и забота.

Личностная целостность против отчаяния: самоотверженность и мудрость.

Среди этих качеств есть основополагающие человеческие добродетели: надежда, сила воли, целеустремленность, умение, верность, любовь, забота, мудрость. Без этих качеств вес остальных теряет свою уместность.

Стадия А

Для Э. Эриксона связана с формированием первого уровня идентичности и первых, самых глубинных механизмов психологической защиты - механизма проекции, то есть приписывания окружающим своих свойств и механизма интроекции - "вбирания" внутрь внешних источников, особенно образов родителей. Биологическим условием перехода на следующую стадию является созревание мышечно-двигательной системы, позволяющей ребенку иметь относительную автономность от взрослого.

Стадия В

Ставит ребенка в условия выбора - обрести уверенность в себе или сомневаться в себе, стыдиться себя. Этот выбор осложняется требованиями взрослых и их отрицательными оценками ребенка. Эриксон

205

говорит о "глазах мира", которые ребенок ощущает на себе как присутствие осуждающих взрослых. Переживание нового содержания выбора приносит ребенку овладение теми формами поведения, которые способствуют формированию психосоциальной идентичности.

Стадия С

Характерное поведение ребенка на этой стадии - активное вторжение в новое локомоцией, вопросами, действием. Действия начинают регулироваться идеальными целями, ценностями. Ребенок уже способен к самонаблюдению, саморегуляции, формируются моральные чувства.

Развитие интеллекта, способность к сравнениям дают ребенку огромный психологический материал для идентификации себя по половым признакам и соответствующего этим признакам поведения.

Стадия D

Связана с вступлением ребенка в школьную жизнь, а это качественно новые социальные связи с миром. Это важное время для формирования социальной и психологической полноценности - адекватного отношения к труду. Появляется важнейшее чувство идентичности себя с каким-то видом труда, с результатами и процессом производства вещи или мысли. Дети осваивают, по словам Эриксона, "технологический этнос культуры".

Стадия Е

Происходит поиск подростком нового чувства целостности и индивидуальности. Это уже осознанный личностью опыт собственной способности интегрировать все идентификации с переживаниями, связанными с физиологическим созреванием организма, и возможностями, предлагаемыми социальными ролями. Чувство собственной идентичности, внутренней индивидуальности связано с перспективой карьеры, то есть целостности, имеющей значение для себя и для других.

В поисках социальных ценностей, управляющих идентичностью, подросток сталкивается с проблемами идеологии и руководства (управления) обществом.

206

Стадия F

На этой стадии общество требует от человека определения в нем своего места, выбора профессии, то есть самоопределения. В то же время происходит возмужание, изменение внешнего облика, что существенно меняет представление человека о себе, перемещает его в другие демографические и социальные группы.

Формирующееся чувство пределов долга перед другими людьми становится предметом того этического чувства, которое характерно для взрослого. В это время юный взрослый, экспериментируя, ищет место в обществе, и общество признает за молодыми людьми право поиска, обеспечивая их соответствующими социальными нормами. Человеку требуется много собственных сил и помощи со стороны общества, для того чтобы подняться на уровень самодетерминации, обеспечиваемый теорией жизни, понятой и принятой в период юности.

Стадия G

На стадии взрослого, по мнению Эриксона, зрелый человек нуждается в том, чтобы чувствовать свою значимость для других людей, особенно для тех, о ком он заботится и кем руководит. Для него понятие производительности связано не только с количественными характеристиками жизни человека, но прежде всего с заботой о порождении и воспитании нового поколения. Эта деятельность требует от человека продуктивности и творчества, которые сами по себе (в других сферах жизни) не могут заменить производительности.

Стадия Н

Характерной чертой человека на этой стадии Эриксон считает появление качества индивидуальности, которая обеспечивает человеку его целостность и неповторимость, смелость быть самим собой.

Для человека тип целостности, развитый его культурой или цивилизацией, становится основой для переживания своей целостности. Отношение человека к жизни, подходящей к своему физическому концу, определяется

207

той верой и надеждой в нее, которые отличают любовь к жизни от страха смерти.

Думаю, что Э. Эриксон один из немногих психологов, кто пытался понять нормального человека как человека, живущего целостной и одновременно противоречивой жизнью, где есть место не только освоению, овладению, но и сопротивлению, и разрушению, и потерям, и обретениям через преодоление.

Сам язык, каким описано психическое развитие, открывает те действительные стороны психической реальности, которые значительно шире эмоционально-волевых и познавательных процессов, или структур и систем. Вера, надежда, близость - это то, что есть в отношениях живых людей и буквально требует своего изучения для преодоления пропасти между плюрализмом науки и единством человека, той пропасти, которая часто делает современную психологию скучнейшей, а человеку, который нуждается в преодолении пропасти, остается только строить для этого мосты иллюзий, находя материал где угодно и как угодно.

Какой он, нормальный человек? Ответ на этот вопрос, как видно по биографическим данным Э. Эрик-сона, наиболее конкретно встает в тех видах профессиональной деятельности, где чужой человек - профессионал, своим присутствием вызывает в жизни человека существенные для ее организации изменения.

В истории нашей науки эта ситуация стала складываться в последнее десятилетие, когда стала социально-значимой деятельность практических психологов и возникла проблема их профессиональной подготовки. Думаю, что в общем виде ее можно сформулировать так: какого человека считать нормальным в наших конкретно-исторических условиях? Как научиться и научить мыслить о таком содержании нам, принадлежащим к этому времени? Какую позицию занять в поисках ответа на этот вопрос: исследовательскую, отстраненную, ориентирующуюся на закономерности и истину, или позицию ответственного присутствия в жизни изучаемого (изучаемых) человека (людей)? Может быть, есть какая-то другая позиция, которую я сейчас не могу обозначить так, как эти две? Вопрос о позиции - это, думаю, и вопрос о гуманности науки, о ее соответствии своему предмету.

В этом смысле практический психолог может не углубляться в теоретические сложности понятия "нормальный

208

человек", а выбрать для себя какую-то схему развития или построить собственную и работать в соответствии с ней. Его работа будет заключаться в том, чтобы определить, на какой жизненной стадии находится человек, с которым он работает. Это даст ему возможность более четко сориентироваться в содержании его проблемы, учитывая соотношение проявления индивидуальности и общей схемы жизненного развития.

Современная практическая психология в виде психотерапевтической и консультационной деятельности накопила большой эмпирический материал, который может быть представлен с точки зрения проблем человека на разных возрастных этапах. Наряду с этим есть возможность обсуждать и пути решения этих проблем, ориентируясь на социальную и психотерапевтическую практику помощи современному человеку.

Привлекая данные многих авторов, Эгани Коуэн1 построила "Схему развития", в которой отражены жизненные циклы человека. В ее первой колонке "жизненные стадии" отмечено естественное возрастное изменение человека, "ключевые системы" позволяют более содержательно обсуждать социальное окружение человека в каждый период его жизни. "Задачи развития" связаны с выживанием человека и достижением счастья. "Ресурсы развития" - содержание, необходимое человеку для решения его жизненных задач развития. Каждая стадия имеет свои кризисы развития, которые будут разрешаться в зависимости от характера решения жизненных задач (с использованием ресурсов). Эта схема развития позволяет соотносить содержание задач той или иной жизненной стадии и особенности их решения с физическим, паспортным возрастом человека, анализировать конкретное проявление различных чувств как содержание кризиса. Кроме того, эта схема содержит социально и индивидуально значимые возрастные особенности человека, связанные с изменением его места в системе культурных отношений, - появление своей семьи внутри родительской, взросление детей; пенсионный возраст, приближение смерти и тому подобное.

209

Деление жизненного цикла на этапы

Жизненная стадия Ключевая система Задачи развития Ресурсы развития Кризисы развития
1 2 3 4 5
Младенчество (0 - 2 года) Расширенное ядро семьи Социальные связи, чувство непрерывности существования, сенсорная разведка и примитивные причинные связи, созревание моторных связей Безопасность, выполнение основных нужд, стабильность Доверие либо утрата доверия
Раннее детство (2 - 4 года) Расширенное ядро семьи Самоконтроль, языковое развитие, фантазия и игра, самостоятельное передвижение Человеческие отношения, сенсорная стимуляция, защищенное окружение, ограниченность окружения Независимое ощущение Я либо сомнение и стыд
Середина детства (5-7 лет) Семья, соседи, школа Половая идентификация, начальное моральное развитие, конкретные мыслительные операции, групповые игры Подходящая модель, объяснение набора правил, согласованность правил поведения, внутригрупповые отношения сверстников Самодостаточность либо чувство вины
Конец детства (8- 12 лет) Семья, соседи, школа, сверстники Социальные связи, самооценка, обучение навыкам, при! 1адлежность команде Объединенные усилия обучающихся; объединенная игровая деятельность;
обучение навыкам, которые помогают понять основные межличностные отношения; обратная связь
Трудолюбие, либо инфантильность
Подростковый возраст (13- 17 лет) Семья, сверстники, школа Физическое созревание, абстрактные мыслительные операции, принадлежность группе сверстников, начальная половая близость Физиологическая информация, когнитивное решение проблем и навыки построения отношений, понимание роли полов и ее культурных истоков, возможность независимых моральных суждений Социальная принадлежность или социальная защита

210

1 2 3 4 5
Юность (18-22 года) Сверстники, школа или работа, семья, окружающие Независимое существование, принятие решения о начале карьеры, интериоризация морали, прочные интимные отношения, принятие природы отношений Умения и знания для финансовой независимости, само изучение, принятие решения, углублен иеотно-шс ни и, понимая не плюрализма ответственности за выбор Четкая ил и неуверенная идентификация личности
Взросление (23- 30 лет) Новая семья, работа, дружеские евши, окружающее общество Жизнь в новой семье, родительская роль (начал о), развитие карьеры, выработка стиля жизни, принятие обязательств Знания и навыки планирования семейного бюджета, межличностные переговоры и разрешение конфликтов, родительская роль, ролевые ограничения Способность к социальному бытию, либо отчужденность
Переходный возраст (30- 35 лет) Семья, работа, дружеские связи Смена оценок, привязанностей и принятых обязательств; родительская роль (продолжение); переоценка значимости людей Переоценка и обновление решений, касающихся отношений, карьеры, стиля жизни; знания и навыки организации широкой помощи Обновление либо отстраненность
Зрелость (36-50 лет) Работа, семья, друзья, общество Оценка взятых обязательств, дети оставляют дом, изменение отношений между супругами, связи вне семьи Знания и навыки принятия рол ей бол ее высокого порядка, большая степень дифференциации и интеграции ролей Достижения и значимость в обществе либо незначительность
Пожилой возраст (51 - 65 лет) Семья, друзья, работа, окружающие Связи вне семьи, уменьшение роли карьеры, отношение к бренности существования Знания и навыки для налаживания коммуникации; учительство и умение дать совет, большая опора на умственные, а не на физические способности Живительные связи с окружением, либо эгоистическая стагнация
Старость (старше 65 лет) Семья, друзья, окружающие Увеличение зависимости от других, оценка собственной жизни, умен не перенести смерть близких, ожидание собственной смерти Умение выживать при уменьшении физических ресурсов, умение сказать "прощай" Чувство значимости либо отчаяние

211

Это позволяет, хотя бы ориентировочно, использовать эту схему для описания возрастных особенностей психической жизни человека, имея в виду, что нормальный человек - это только форма мышления о нас всех, живых и разных, наполняющих ее содержание своим присутствием на земле, среди людей.

Думаю, что разговор о нормальном человеке был бы далеко не полным, если бы я не обратилась к анализу той современной мне истории, которая освободила науку о человеке от идеологического плена. То, что я напишу сейчас, будет очень автобиографично и может показаться ненужным, но я все равно рискну предложить читателю эти несколько страниц.

Идеология привнесла в науку простую меру истины - теории и эксперименты оценивались по принципу: "свои - чужие". "Чужие" - заведомо плохие, ложные, требующие только критического отношения и желательно полного опровержения. "Свои" оценивались по принципу соответствия актуальным установкам правящей идеологии: чем точнее было совпадение теории и эксперимента с ними, тем более точными, хорошими, истинными они объявлялись; чувство и мысль, направленные на понимание человека, искажались сразу, еще не приближаясь к объекту своего изучения. Понимать, изучать становилось просто не надо, закономерности, которые нужно было бы с муками находить, уже были даны, даны в идеале человека, который транслировался в идеологии. Идеал этот был страшноват. Я помню свою первую, еще детскую встречу с настоящим рабочим (с завода, из горячего цеха), который и называл-то себя "гегемоном". Встретились мы с ним в выходной день, на улице, "гегемон" оказался знакомым моего отца. Каким он был, не буду описывать подробно. В свои малые годы я сумела только спросить у папы: "Мы все должны стать такими, за таких умирали революционеры?" Он мне тогда ничего не ответил, только внимательно посмотрел в глаза, словно увидел впервые, а потом мы часто и долго говорили о том, что в людях, в каждом человеке есть и хорошее, и плохое, только чего-то бывает больше.

Потом меня долго учили в школе, что наше общество - самое справедливое и гуманное, самое передовое (как мы радовались, когда Гагарин слетал в космос, как гордились им и собой), самое лучшее. Так просто - самое хорошее, значит, все остальное - хуже, потому что на нас не похоже.

212

Только вот в жизни не встречалось людей, которые бы соответствовали известному идеалу. Они были в чем-то не такими, каждому чего-то недоставало до идеала. Нельзя было сказать, чтобы кто-то сильно переживал свое несовершенство и старался что-то сделать для того, чтобы соответствовать идеалу.

Получалось так, что уже принадлежность к нашему обществу делала нас лучше других; усилий, собственных усилий по совершенствованию вроде и не нужно было. Собственные усилия нужны были для того, чтобы поддерживать в своем организме жизнь, а все остальное как бы предопределялось, возможности были не твоими лично, а заданы временем и местом рождения. До сих пор с ужасом вспоминаю ограничения по приему выпускников сельских школ в вузы. Пресловутая прописка гнала людей не только в поисках приключений. А чего стоил процентный прием в партию (есть место для...).

Создавалось впечатление упорядоченности жизни извне: снималось напряжение, исчезал риск выбора, своего выбора... Это очень чувствовалось в людях - они работали плохо, и год от года все хуже. Я сужу, конечно, по своим впечатлениям. От качества трудовых напряжений жизнь мало менялась, не менялась вообще, остановилась на месте.

Остановилась, не успев приобрести силы для развития, наука о человеке. Всю возможную его сложность свели к иерархии мотивов и направленности личности, среди которых, конечно, была хорошая - коллективистская и похуже - деловая и индивидуалистическая, а самые хорошие отношения людей - в коллективе, другие - уже плохие. Человек, нормальный человек, оказался задан политической системой, ее приоритетами, ее логикой, определявшей, что вначале было дело, что материализм - это единственно верная философия, что все раз и навсегда плохое - плохо, хорошее - хорошо. Например, стремление к успеху - это карьеризм, стремление к самоутверждению - буржуазный идеализм, противоречивость развития - отражение противоречий современного капиталистического общества и тому подобное.

Нормальным становилось заданное, выдуманное, воображаемое, мертвое - оно проникало везде как правила общей игры. Несоответствие им сразу предполагало диагноз ненормальности и изгонялось, уничтожалось, запрещалось.

213

Неразрешимые по сути экзистенциальные человеческие вопросы находили свое правильное решение одно на всех. В общем, оказалось, что нормального человека можно создать и приложить множество усилий для поддержания активности в своем создании, которое все время норовит исчезнуть, будучи призраком.

Вот сейчас, если постараться сформулировать психологическое содержание жизни того, кого можно было бы назвать нормальным современным человеком, то я, пожалуй, стала бы минимально пользоваться отечественными теориями личности, а стала бы говорить об этом человеке в понятиях экзистенциальной философии и гуманистической психологии. Именно они используют те понятия, которые "дают право" людям на разнообразие их индивидуальных судеб, объединяя их принадлежностью к сущности. Этого так не хватает в нашей отечественной психологической науке о человеке, мы говорим и думаем по схеме заданной правильности жизни. Очень хочется предпоследнее слово заменить словом "праведность", но это уже моя личная точка зрения. "Быть нормальным человеком это значит..." - продолжите предложение сами.

О культуре и субкультуре

Слова "культура", "культурные функции", "культурное развитие" уже встречались в этом тексте. Думаю, что интуитивно читатель понимает отличие между культурным и некультурным, это так же просто почувствовать, как отличие живого от неживого. Объяснить же значительно труднее, а может быть, и невозможно.

Однако люди всегда пытались это сделать, чтобы увидеть направление исторического времени, осознать свое место в нем, понять значение конкретного пространства и времени для течения индивидуальной жизни и для жизни групп людей, построенных по разным принципам общности.

Признаки культуры, используемые в различных науках о человеке, достаточно известны: общение с помощью знаков или языка, следование общим правилам или нормам, передача норм и правил через обучение. Признанным является факт разнообразия культур,

214

а также отказ от оценочного отношения к их содержанию, готовность понимать их.

Э. Левинас, поставив своей задачей дать философское определение идей о культуре, начал рассуждение с образа Освенцима: "Культура как смысл всеобщего человеческого общения и как ценность! Но можно ли мыслить культуру вне ее извращений; непреходящая возможность чудовищности, подтверждаемая вечно актуальным фактом существования Освенцима - символа, или модели, или отражения нашего века в его всемирном ужасе, - внушает нам неотвязную мысль о том, что сведение осмысленного к абсурду также способно служить философским определением культуры"1.

Культура предстает перед каждым из нас в момент появления на свет как "вторая природа" - жизнь, созданная людьми; она имеет свои модальности, свои группы свойств, воплощающие в себе ее создателя - человека (людей) конкретного исторического времени. Можно увидеть две качественно различные модальности, проявляющиеся в путях развития науки и техники, с одной стороны, и в путях развития искусства и поэзии - с другой. Может быть, культура - это та всеобщность, которая позволяет преодолеть разорванность и недолговечность человеческого бытия? Это риторический вопрос, так как в нем есть все главные противоречия человеческой жизни: наличие Я и "другого", разума и чувства, страха смерти и жизнелюбия.

Знание человека, постигнутое с помощью разума, - это дань истине, тому идеальному, мыслимому закону, который через знание становится не противостоящим человеку, а принадлежащим ему. "Знание - это культура имманентности. Именно адекватность знания бытию с момента зарождения западной философии позволяет утверждать, что нам известно только то, что было нам давно знакомо, но забыто в глубине нашего Я. Ничто трансцендентальное не может затронуть наш разум, действительно расширить его границы. Это культура человеческой автономии и, вероятно, с самого начала глубоко атеистическая культура. Мысль о том, что равно мысли"2.

Это знание глубоко одинокого разума (Я как разумного мыслителя), для которого нет другого, кроме

215

того, что тождественно Я. Сущее становится принадлежностью бытия, Я человека переживает собственную силу воздействия как бесконечно великую. Культура знания и имманентности - это практика захвата, присвоения и удовлетворения.

Человеческая же природа такова, что в удержании вещи присутствует не только разум, но и чувство. Чувство диктует руке форму того, что удерживает рука, - художник узнает ее раньше, чем реально встретится с ней. Это иной - нетождественный- способ придания смысла бытию. Это чувственная модельность культуры. В ней невозможно отождествление другого и внутреннего мира как в идеале имманентности, требуется новое понятие - понятие "собственного тела". Того тела, которое в конкретном восприятии Я и не-Я возникает как выражение одного в другом, обозначение значимости Я для не-Я и наоборот. Это событие можно считать источником всех искусств. Изначальное воплощение Я в другом - это проявление, которое получает в атеистическом знании западной культуры название духовной жизни.

Изначальная несводимость другого к Я создает проблему близости с нетождественным объектом, каким в первую очередь является человек для человека. Возникает вопрос о том, в какой системе значений рассматривать непохожесть человека на других людей.

Эта непохожесть и абсолютное разделение прежде всего проявляются в появлении лица человека перед другим конкретным лицом. В этом противостоянии лицу, в обоюдной смертности - признание и требования, касающиеся Я каждого человека; Я другого своей непохожестью являет собой призыв к смерти и призыв к ответственности одновременно - это вся тяжесть любви к ближнему, о которой с невыразимой тоской говорят все библиотеки мира. "В отличие от культуры знания, техники и искусства в этой культуре речь идет не о том, чтобы утвердить тождественность человеческого Я самому себе, поглотив другие природы или выразив себя в нем, но чтобы поставить под вопрос саму эту тождественность, неограниченную свободу и могущество Я, не лишив его неповторимости "1.

216

Это этическая культура, в которой встреча с другим пробуждает в человеке любовь к нему и ответственность за него, такие переживания, которые не подлежат передаче их другим, а именно они пробуждают и осуществляют тождество Я самому себе.

Пропасть, разделяющая людей, глубже реальных пропастей. Если разум человека (культура мышления - наука и техника) сможет присвоить себе Другое природы, если его чувства могут быть выражены в тождественности Я другому (культура чувств - искусство и поэзия), то отношение к другому человеку как к ближнему не дано в непосредственном опыте и не приходит от воздействия мира. Этическая культура - это отношение к трансцендентности как к трансцендентности, без уловок рационализации, "разрешающей" разрушать другого человека. Это отношение можно назвать любовью. Варварство всех Освенцимов мира начинается с отказа от нее, со страха человека перед собственной трансцендентальностью, не об этом ли говорит и современная история.

Философская идея культуры, как бы конкретно она ни выражалась, приводит к необходимости еще и еще раз возвратиться к вопросу о человеческом в человеке, к тому, что могло бы пониматься как проявление его сущности.

У Вл. Соловьева есть такие слова: "Спасающий спасется. Вот тайна прогресса - другой нет и не будет"1.Каждый поймет их по-своему, но спасающий переживает свою силу как принадлежащую не только ему, но и другим. Он воспринимает свое Я как Я, связанное кровным родством с прошлым, будущим, а не только с настоящим, он видит свою жизнь во всей ее трансцендентности, воплощенной в отношении к другому, а собственное бытие представляется как бытие сущего, неслучайного.

Хотелось бы, чтобы у читателя сложилось впечатление о том, что культура как жизнь, созданная людьми, неоднородна по своим проявлением - это наука и техника, искусство и поэзия, это и этика.

Мне кажется, что в виде грубой схемы можно все эти сферы единой культуры представить, относительно независимыми друг от друга следующим образом. Культура существует в едином пространстве и времени,

217

ограничиваясь их конкретными параметрами, как это принято, например, в этнографии, антропологии или истории культуры Полинезии, культуры XIX века и тому подобное.

Каждая культура производит свои предметы и использует предметы природы. Созданные и использованные предметы несут те следы воздействия человека, которые отражают возможность человека переживать свою тождественность с ними, то есть они несут на себе печать искусства и поэзии в той же мере, в какой и печать целесообразности1. Деятельность человеческого разума воплощается в создании текстов - инструкций о способах собственного мышления. За каждым текстом стоит система языка, в тексте ей соответствует все повторимое и воспроизводимое, все, что может быть дано вне этого текста. Однако одновременно у каждого текста есть смысл - авторское отношение к истине, правде, добру, красоте, истории. Как говорил об этом М.М. Бахтин, "дух (свой и чужой) не может быть дан как вещь (прямой объект естественных наук), а только в знаковом выражении, реализации в текстах и для себя самого и для другого".

Текст живет только тогда, когда он читается, когда есть его автор и читатель; тождество текста написанного и понятого невозможно. Эта идея М.М. Бахтина кажется мне очень интересной, он весьма полно доказал, что нет и не может быть потенциального единого текста текстов.

218

Тексты-инструкции живут в сознании читающих их людей своей, отличной от предметов, жизнью, создавая основу для преемственности духовной культуры в историческом времени.

Отношение человека к человеку регулируется тем идеалом человека, который существует в культуре и персонифицируется в действиях конкретных людей в конкретных обстоятельствах жизни. Этот идеал как бы замысел в тексте, определяет направление в выборе средств и способов воздействия человека на человека и человека на самого себя. "Человеческий поступок, - писал М.М. Бахтин, - есть потенциальный текст и может быть понят (как человеческий поступок, а не физиологическое действие) только в диалогическом контексте своего времени (как реплика, как смысловая позиция, как система мотивов)"1.

С кем ведется диалог? С конкретным другим. Другим как обобщением, со своим вторым Я, с Другим как не-Я, с другим, тождественным Я? На все эти вопросы можно ответить только понимая другого человека, относясь к нему не как к объекту, а как к участнику собственного сознания автора диалога. Отношение к человеку, выраженное в тексте, - это два сознания, представленные в одном понимании. Соотнесение их - различие и тождественность - представляют собой жизнь сознания.

Автор высказывания всегда предполагает не только ближайших адресатов, но и некоторую высшую инстанцию ответного понимания, которая может изменяться в разных направлениях. Это специфика слова - слово обладает семантической глубиной, которая может быть познана только при расширении (неограниченном, как говорил М.М. Бахтин) круга людей, которые его слышат. Для слова нет ничего страшнее безответности. Слово вступает в диалог, которому нет смыслового конца. Только в этом бесстрашии перед расширяющимся кругом слушателей слово приобретает свой смысл - достигает понимания у другого человека.

Глубина и ширина текста, раскрывающего отношения человека к человеку, предполагают критерий понимания этого текста как диалогического целого. Думаю, что таким критерием является в зависимости

219

от глубины понимания: "Я-концепция" автора, или "Концепция другого человека" (конкретного), или "Философия жизни", или "Идеал человека", воплощающие степени персонификации понимающего (в перечисленном списке степень персонификации уменьшается от "Я-концепции" к "Идеалу человека").

Это значит, что отношение человека к человеку имеет разный уровень понимания с точки зрения представленности в их сознании собственных сущностных характеристик и аналогичных характеристик друг друга. Думаю, что это одно из существенных психологических условий формирования в единой культуре относительно независимых друг от друга субкультур, критерий их различия между собой связан с вариантами персонификации (понимания) сущностных характеристик человека.

Это могут быть возрастные субкультуры (подростковая, юношеская, пожилых людей), профессиональные субкультуры (юристы, педагоги, врачи и тому подобное), территориальные (городская, сельская, подразделяющиеся на еще более мелкие территории - дворовая, центровая, хуторская и тому подобное), предметно-опосредованные (фанаты спортивного клуба или эстрадной звезды, коллекционеры, члены клубов по интересам и тому подобное).

Каждая из них предлагает свой способ персонификации сущностных характеристик человека, хотя другие обстоятельства жизни людей - предметное окружение, способы действия с ним (использование инструкций) практически могут не отличаться как в разных субкультурах одного времени, так и в субкультурах, разделенных историческим временем.

Каждая субкультура отличается от других теми текстами, в которых находит отражение понимание других людей через диалог с ними с точки зрения "третьего" участника диалога - обобщенного представления о человеке, идеала человека. Носителями этого идеала являются сами люди - реальные участники реальных отношений, воспринимающие друг друга лицом к лицу в той опасной близости, которая обостряет проблему любви к ближнему до ее амбивалентного проявления ненависти. Это именно те отношения, в которых сознание (слово) испытывает себя на силу (возможность понимания другими), на адекватность отражения себя самого (осознание сознания).

220

Об успешности этого можно судить, например, по эффективности мирных переговоров, ведущихся в настоящее время разными конфликтующими странами. О ней, к сожалению, приходится пока только мечтать. Почему? Возможно, и потому, что "третий" участник этих диалогов точно не задан или полностью отсутствует, а может быть, что сегодня его (пока!) и не может быть в нашем очень быстро меняющемся мире. Хочется думать, что одним из главных критериев развития культуры можно считать адресата текстов, которые строят люди, принадлежащие к данной культуре. Того адресата, ответного понимания которого они ищут и предвосхищают в каком-то историческом времени (прошлом или будущем). В зависимости от степени его близости, конкретности, осознанности и будут отличаться разные культуры друг от друга, а субкультуры - внутри одной культуры. Возможности конкретизации этого адресата, как я понимаю, бесконечны, как бесконечно понимание человеком своей собственной сущности.

В наше время этот адресат большинством людей воспринимается в виде предмета - денег.

Мне бы хотелось донести до читателя идею о том, что культуру можно анализировать как неоднородное явление, имеющее несколько возможных уровней воплощения (опредмечивания) идеала человека в тех текстах, которые люди обращают друг к другу, которые могут обратить друг к другу.

"Но в последние века человеческое общество все более выделяется по своему влиянию на среду, окружающую живое вещество, это общество становится в биосфере, то есть в верхней оболочке нашей планеты, единственным в своем роде аспектом, могущество которого растет с ходом времени со все увеличивающейся быстротой. Оно одно изменяет новым образом и с возрастающей быстротой структуры самых основ биосферы. Оно становится все более независимым от других форм жизни и эволюционирует к новому жизненному проявлению"1.Какому? Что изменилось со времен В.В. Вернадского в этой все возрастающей быстроте? Не хотелось бы отвечать, что увеличилась опасность глобального разрушения, но она очевидна, как хотелось бы видеть и возросшую глобальную потребность в гуманитарном знании, потребность быть услышанными,

221

говоря словами М.М. Бахтина, потребность получить ответ - внятный ответ на вопросы (тексты, высказывания) о собственном назначении. Общение с другими людьми у современного человека так часто и многослойно опосредовано культурными же инструкциями и предметами, что встреча с конкретным, живым, персональным, телесным другим приводит к появлению удивительных переживаний, особенно в том случае, если этот другой во многих проявлениях узнаваем, как ты. Удивительный характер переживаний состоит в том, что они на время снимают проблемы автономности (а значит, одиночества), создают (пусть иллюзорную) возможность "растворения" в другом. Вместо диалога, требующего усилий персонально от каждого его участника, появляется "хор" - мы, где усилия всех слагаются и возвращаются к каждому из его участников уже в новом качестве возросшей индивидуальной силы. (Этот эффект группового взаимодействия достаточно широко известен в социальной психологии.)

В основе такого группового взаимодействия лежит механизм подражания со всеми его суггестивными проявлениями и последствиями, подробно описанный Б. Поршневым1.

Самое главное, что строение социальных отношений в любом обществе предполагает функционирование групп людей (детей, юношей, взрослых), объединенных по принципам пола и возраста или по признакам возраста. В нашем обществе - это детский сад (дети разного пола, но одного возраста в одной группе), школа (то же самое), армия (одного пола, одного возраста). В других культурах это может быть совместное проживание мальчиков, готовящихся к обряду инициации, или отдельное проживание женщин, ставших матерями, и т. п.

Дифференцированный подход к существованию разных групп людей, объединенных половыми и возрастными признаками, создает объективные условия для восприятия другого человека как равного себе, то есть к формированию чувства Мы, способствующего построению персонифицированных идеалов человека по принципу обобщения свойств и качеств сверстников. Это одно из проявлений объективных социальных условий, способствующих оформлению субкультуры,

222

которая несет в себе черты идеала человека данного исторического времени в конкретной, часто предельно персонифицированной форме.

Условно существование в культуре субкультур можно представить следующим образом:

Все субкультуры (1-5) относительно независимы друг от друга и пересекаются только через соприкосновение с сущностными свойствами идеала человека, представленными в доступной для каждой субкультуры форме. Носителями этих сущностных свойств являются живые (или жившие) люди, встреча с которыми и обеспечивает потенциальную возможность связи разных субкультур. Представители этих субкультур не обязательно находятся в одном пространстве и времени (отмечено штриховкой), они могут существовать (и существуют) относительно автономно.

Развитие каждой из субкультур потенциально обусловлено переживанием встречи с человеком, воплощающим сущностные человеческие качества, доступные для персонализации представителей данной субкультуры. Так, например, для дошкольников (на схеме первая) это может быть встреча со взрослым человеком, который совершенно не похож на тех взрослых, которых они знают. Главное, что происходит во время такой встречи, - это обращение к Я человека, которое приводит к изменению в содержании чувства Мы - от конкретной персонифицированной обусловленности оно поднимается на другой уровень обобщения.

Я не хочу здесь подробно останавливаться на всех деталях формирования чувства Мы и Я - об этом подробно

223

будет говориться при характеристике разных возрастных периодов. Опишу только некоторые типы возрастных субкультур и взаимосвязь между ни ми1.

Думаю, что можно зафиксировать существование признаков субкультуры уже в группах дошкольников. У них есть общие ценности, вполне материальные и ранжированные. Это проявляется в вариантах обмена (игрушек, фантиков), в вариантах оценки другого человека как равного или неравного по признакам владения предметом ценности. Идеал человека вполне конкретен, объединение происходит по принципу персонификации качеств человека в предмете. Надо сказать, что эта шкала ценностей и персонификаций обладает, хотя и не очень высокой, но достаточной степенью устойчивости, чтобы вторжение чужих других, не-Мы, было встречено с явным сопротивлением.

Другой, очень устойчивой субкультурой является подростковая. Она персонифицирует свое чувство Мы в специфической форме - создается фольклор, вырабатывается новый язык только этой общности, затрудняющий проникновение чужого другого.

Фольклор (песни, анекдоты) отражает персонифицированные качества идеала данной общности, способы решения им жизненных задач, его философию жизни и смерти. Для подростковой субкультуры типично отражение жизни человека в предельных ее проявлениях, а экзистенциальные характеристики самого человека остаются вне поля зрения. Подростковый фольклор специфичен тем, что он предлагает набор правил, задач, обещая при этом успех.

Похоже, что одна из главных черт подростковой субкультуры - в стремлении ее к жесткой замкнутости, изолированности от других общностей людей, структурированности общими переживаниями, создаваемыми специальными средствами. Это делает подростковую субкультуру крайне уязвимой для манипулирования теми людьми, кто способствует созданию в этой общности людей переживаний, отличающих их от других (на нашей схеме вторая).

Кроме подростковой можно выделить существование и молодежной субкультуры. Признаком ее можно считать, например, наличие молодежной моды,

224

группировок по разным признакам общности. Молодежная мода распространяется не только на одежду, но и на стиль жизни, язык, пластику движений. Из истории и этнографии нашей культуры известно, что молодежные группировки были всегда и специально организовывались с целью личного и делового общения молодых людей. Человеку в этом общении можно было найти свой персонифицированный образ близкого человека, кристаллизовать, как писал Стендаль, свои лучшие чувства на каком-то конкретном человеке.

Думаю, что, как и подростковую, молодежную субкультуру отличает обособленность от других людей с помощью специальных знаков, имеющих смысл только внутри этой культуры, основное же отличие от подростковой субкультуры - в создании идеала человека не через обобщение и персонификацию их правил организации жизни, а через персонификацию в человеке качеств идеала. Если подростку важно нечто общее с другими делать, то юноше важно, с кем быть в своей субкультуре. Это не просто перестановка акцентов, это и изменение в способах построения идеала человека. В этом смысле юношеский возраст подвержен созданию конкретных идеалов - кумиров - и следованию им (на схеме третья).

Другой тип субкультуры формируется у взрослых людей. Думаю, что основное ее свойство проявляется в возможности видеть в конкретных свойствах человека проявление его экзистенциальности, соотнесение разных уровней обобщенного знания о человеке в понимании его - другого и себя тоже. Субкультура взрослых неоднородна по качеству обобщения знаний о человеке, по возможности владения его экзистенциальными характеристиками, но она в любом случае ощущает их присутствие как противоречие собственной жизни, отсюда кризисы зрелой личности, необходимость их разрешения через создание новых смыслов, новых форм воплощения экзистенции (на схеме четвертая).

Последней на схеме изображена субкультура пожилых людей (пятая). Главная черта этой культуры состоит в том, что люди, к ней принадлежащие, обладают возможностью отождествлять обобщенный идеал человека со своей собственной жизнью. Знаменитый старческий эгоизм проявляется в том, что они склонны считать обоснованным и истинным

225

проявлением жизни и качеств человека только известные им лично, то есть обобщают сущностные качества человека и жизни по представленности их в собственном опыте. Это увеличивает разрыв с другими субкультурами, которые ориентированы не только на опыт личных переживаний, но и на других людей.

Практически типичной чертой субкультуры пожилых людей становится персонификация идеала человека в собственном Я. Именно это, вероятно, способствовало и способствует тому, что пожилой возраст человека естественно отождествляют с возрастом мудрости, хотя, как мы уже отмечали в первых главах, сегодня эта тождественность (одно из следствий научно-технической революции) вовсе не воспринимается как очевидная.

Думаю, что в любой культуре есть люди (их можно назвать условной группой), которые являются персонифицированными носителями идеала человека, количество их может быть очень невелико. В русском языке для таких людей есть слово "светочи". Может быть, оно и не самое емкое, но отражает тот след света, который остается в душе у других людей при встрече с ними. Свет как воплощение невыразимой иначе экзистенциальности.

Встреча с таким человеком становится событием, тем чудом, право на которое имеет каждый человек.

Как писал А.Ф. Лосев: "Личность, история, слово - этот ряд понятий привел нас к необходимости создать такую категорию, которая бы охватила сразу и этот ряд и то самое "сверхъестественное", "необыкновенное" и прочее, охватила в одной неделимой точке так, чтобы и эта последняя, вся эта невещественная, неметафизическая, не-поэтическая, а чисто мифическая отрешенность объединилась бы в единый синтез с символом, с самосознанием личности, с историческим событием и с самим словом, - этим началом и истоком самого самосознания. Это значит, что мы приходим к понятию чуда. Миф есть чудо".

Сложнейшее понятие чуда можно, по мнению А.Ф. Лосева, конкретизировать по следующим направлениям:

  • 1) чудо всегда есть оценка личности и для личности, то есть взаимоотношение разных планов действительности - плана персонализированной личности и плана целей личности идеальной;

226

  • 2) чудо и совершается как взаимодействие двух планов в одном психологическом пространстве;
  • 3) в чуде встречаются личность сама по себе, как идея, как принцип, как смысл - и реальное, персонифицированное, историческое ее осуществление;
  • 4) оба эти проявления отождествляются в неделимом образе, и возможно это потому, что есть третье, благодаря чему возможно объединение.

А.Ф. Лосев называет его подлинным первообразом, чистой парадигмой, идеальной выполненностью отвлеченной идеи. Он считает, что раз есть идея и ее воплощение, то возможны разные степени ее воплощения; это я пыталась показать, описывая разные варианты персонификации сущностных характеристик человека в разных субкультурах: от конкретного предмета до собственного Я.

Естественно предполагать, что возможна бесконечно большая степень полноты воплощения - персонификация сущности человека. Это есть предел всякой возможной полноты и цельности воплощения идеи в истории, то есть осмысленное становление, реально-вещественный образ конкретного человека. Обычно всегда наблюдается только частичное совпадение реально-вещественного образа человека с его идеальной заданностью, с его первообразом. "Тем более, - пишет А.Ф. Лосев, - нужно считать удивительным, странным, необычным, чудесным, когда оказывается, что личность в своем историческом развитии вдруг хотя бы на минуту выражает и выполняет свой первообраз целиком, достигает предела совпадения обоих планов, становится тем, что сразу оказывается и веществом, и идеальным первообразом, это и есть настоящее место для чуда"1.

Характерно, что слово "чудо" во всех языках указывает на существование в этом моменте удивления явленному и происходящему. В чуде всегда есть извещение, весть, знамение, указание, свидетельство - интерпретация, объяснение событий, а не сами эти события.

Чудо встречи с человеком состоит в том, что он как бы оповещает о возможном содержании экзистенциальности в ее конкретности. Чудо обладает всеми

227

свойствами мифического символа. Мифический символ предполагает осуществимость личностного смысла, не логической или эстетической, но личной целесообразности. Ее существование и есть главное содержание чуда. Чудо нельзя специально создать, его можно только воплотить во встрече с человеком, но надо самому быть личностью, готовой к нему, чтобы суметь воспринять свет, обращенный к тебе. Чудо встречи возможно, как возможно совпадение случайно протекающей эмпирической истории личности и ее идеальным заданием, то есть совпадение самой жизни с ее же идеалом - идеалом самой жизни.

Личностный синтез разных проявлений жизни в собственной индивидуальной истории и есть чудо, мифическая целесообразность. Этот синтез, это Я не складывается из каких-то изолированных функций - ни из функций познания, ни из чувства, ни из воли (свободы и необходимости), ни из чего-то другого. Он подчиняется закону мифической, личностной целесообразности, в результате дающей чудо.

Что это за целесообразность? Чего хочет личность как личность? Чего хочет Я как Я? Думаю, что самое себя, иначе это еще называют абсолютным самоутверждением, аутоидентичностью.

В чуде, воплощающем личностную целесообразность, выявляется предназначенность человека, переживается кровная связь со своим прошлым, оно видится как источник силы и уверенности, будущее представляется реально осуществимым в своих идеально-светлых воплощениях. Чудо, встреча с ним сродни действию прощения. По сути, они равны друг другу, так как основываются на переживании возможности личной воплощенности, личной персонифицируемости идеала жизни, экзистенции человека; состояние человека в момент встречи с чудом можно выразить, наверное, навсегда забытым для психологов словом - это блаженство от причастности к своей собственной сущности, блаженство преодоления тоски и пустоты собственной жизни. Оно может быть и часто бывает началом новой жизни.

Это блаженное состояние может быть выражено только в приближенных значениях, так как само оно имеет предельный характер. В зависимости от представлений

1 Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура.- С. 146.

228

человека об идеале жизни, собственной экзистенциальности оно может принимать конкретные формы (силач, шапка-невидимка и прочее) или метафорические, отражающие существование метафизических сил Добра и Зла. Понятие о чуде всегда/относительно, оно предполагает осознание системы координат, в которой то или иное событие воспринимается как чудо. Это восприятие с точки зрения соответствия события его идеально-личностному бытию. Тогда оно и становится чудом. С другой точки зрения, с другой позиции оно уже таковым не будет. С этой точки зрения все на свете может быть рассмотрено как самое настоящее чудо, если изначально занять позицию блаженно-личностного самоутверждения; для этого не надо ничего особенного - просто надо иметь Я, которое стремится к своему идеальному замыслу через реальное воплощение в своем личном бытии, в своей личной истории. Тогда и происходит то, о чем А.Ф. Лосев написал так: "Мифическая целесообразность, или чудо, применима решительно к любой вещи, и можно говорить лишь о степенях чудесности, собственно, о степенях и формах первозданно-блаженного личностного бытия и о применении их к эмпирически протекающим событиям, можно прямо сказать, что нет даже степеней чудесности, но все в одинаковой мере чудесно. Но только к этому надо прибавить, что каждая вещь существует лишь как модус той или другой стороны в упомянутом личностном бытии, и велика и мелка она в силу того, модусом чего является. Это приводит будто бы к разной чудесности эмпирического бытия. На самом же деле совершенно ясно, что чудесность как таковая совершенно одинакова везде и что различен лишь ее объект. Весь мир и все его составные моменты, и все живое и все неживое, одинаково суть миф и одинаково суть чудо"1.

Раскрывается этот миф в истории личности через слово, именно в слове осуществляется синтез личности как идеального принципа и ее погруженности в недра истории ее судьбы, "слово есть заново сконструированная и понятая личность"2,а миф есть в словах данная чудесная личностная история. Чтобы ее

229

рассказать, надо дать личности имя, то чудесное, магическое имя, которое отражает синтез Я, синтез личности, ее выраженность, ее осмысленность. Что делают люди, принадлежащие к разным субкультурам? Пытаются рассказывать друг другу о самих себе, а ждут чуда. Дождутся ли?

Вопросы для самопроверки

  1. Почему нужны периодизации психического развития человека?
  2. Почему существует несколько периодизаций психического развития?
  3. Что такое период?
  4. Как он определяется разными авторами?
  5. Как осуществляется переход от одного периода к другому?
  6. Что такое "нормальное развитие"?
  7. Кто и как использует это понятие?
  8. Что такое культура?
  9. Что такое субкультура?
  10. Почему она существует?
  11. Что такое миф и чудо?
  12. Каково их место в жизни человека?

В этом тексте хотелось сказать, что рационализм, научного мышления (холодный разум) при встрече с реальностями жизни, которая обусловливает, определяет, задает свойства самой себе в соответствии с замыслом Творца, вынуждены признавать существование актов творения как чуда. Что это - конец рациональной науки? Новое отношение к миру? А может быть человеку, людям стало страшно при встрече с собственной (уже познанной) сущностью? Почему идея о существовании страха перед познанным может быть обоснованной сведениями из возрастной психологии?

230


1 Камычек Я. Вежливость на каждый день.- М., 1975.
1 См.: Пропп В.Я. Проблемы комизма и смеха. - М., 1976.
1 Лурия А.Р. Об историческом развитии познавательных процессов. - М., 1974. - С. 105.
1 Толстой Л.Н. Избранные философские произведения. - М., 1992. - С. 48.
1 Торо Г. Уолден, или Жизнь в лесу. - М, 1979. - С. 160- 161.
1 Тулмин Ст. Человеческое понимание. - М., 1984. - С. 51.
1 Тулмин Cm. Цит. соч. - С. 65.
1 По переводу книги Айви А.Е., Айви М.Б. Консультирование и психотерапия: Сочетание методов, теории и практики.- Новосибирск, 1987.
1 Глобальные проблемы и общечеловеческие ценности. - М., 1990. - С. 87 (далее цитаты по этой работе).
2 Там же. - С. 90.
1 Глобальные проблемы и общечеловеческие ценности. - С. 97.
1 Соловьев Вл. Сочинения.- М., 1968.- Т. 2.- С. 557.
1 См.: Тейлор, Леви-Брюль, Поршнев и др.
1 Бахтин М.М. Литературно-критические статьи. - М., 1986. - С. 478.
1 Вернадский В.В. Открытия и судьбы. - М., 1993. - С. 463.
1 Поршнев Б. О начале человеческой истории. - М., 1976.
1 Использован материал работ М. Мид, B.C. Мухиной, Н. Осориной, Щепанской, Ю.Н. Давыдова, И.С. Кона, М. Черноушека и др.
1 Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. - М., 1991. - С. 136.
1 Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура.- С. 160.
2 Там же.- С. 167.
Lib4all.Ru © 2010.
Корпоративная почта для бизнеса Tendence.ru