Законченная рукопись научного или литературного произведения, черновик служебного отношения (так называемый "отпуск") поступали к писарю. Писарь с хорошим почерком, писавший быстро, аккуратно и не делавший орфографических ошибок, всегда ценился. Чем более каллиграфичным был почерк, тем более он терял индивидуальные черты и приближался к шрифту. Дело в том, что в писарском почерке традиция и школа письма выражены резче и отчетливее, чем в почерке "массовом". Таким образом, почерк писаря был лишь относительно индивидуален. "Строгий размер в движении, - писал К.Д. Ушинский, - вот вся тайна красивого и быстрого письма"2. Этот ритм определял и производительность труда писаря. В словаре Даля зафиксированы даже слова - варакса, варака, варакша, варакоса - презрительные обозначения плохого писца.
Особым качеством писаря было его умение разбирать почерки. Иногда почерки были столь неразборчивы, что приходилось иметь своего писаря. История сохранила некоторые имена писарей: таков П.Е. Свечин - переписчик рукописей литераторов 60-х годов XIX в. в Петербурге3. Необычайно красивый и отчетливый почерк Н. В. Клеточникова помог ему поступить на службу в
39
III Отделение и систематически оказыватъ важные услуги революционерам своей информацией1.
Своеобразный писарский шик четкого и по-особому красивого почерка ("как жемчуг нижет") нередко способствовал продвижению по службе даже видного чиновника.
В царском министерстве иностранных дел в переписке бумаг многие из чинов достигали большого искусства и делали даже своего рода карьеру, как, например, тайный советник Бауэр, который специализировался на переписке верительных грамот, требовавших, как и "всеподданнейшие доклады", совершенно особого искусства. И даже про графа В.Н. Ламздорфа говорили, что "своей карьерой он во многом обязан красивому почерку и уменью чинить карандаши и гусиные перья для канцлера князя Горчакова, при котором он начинал свою службу"2.
Переписка рукописей составляла утомительную, вследствие своей механичности, трудоемкую работу; она рождала Акакиев Акакиевичей, для которых в переписке был "какой-то свой разнообразный и приятный мир". У него были буквы-фавориты, "до которых если он добирался, то был сам не свой: и подсмеивался, и подмигивал, и помогал губами, так что в лице его, казалось, можно было прочесть всякую букву, которую выводило перо его". Наконец, особенно полюбившиеся ему бумаги Акакий Акакиевич дома копировал "нарочно, для собственного удовольствия"3.
В рассказе Даля "Жизнь человека, или Прогулка по Невскому проспекту" Осип Иванович работал механически, "переписывал все, что ему наваливали на стол, от слова до слова, от буквы до буквы, и никогда не ошибался; но если бы ему дать перебелить приговор на ссылку его самого в каторжную работу, он бы набрал и отпечатал его четким пером своим с тем же всегдашним хладнокровием, ушел бы домой и спокойно лег бы почивать,
40
не подозревая даже, что ему угрожает. Это был секретарь в полном смысле слова, потому что все, что он писал, оставалось даже для него самого ненарушимым секретом". Он "был уже титулярный, но занятия его оставались одни и те же, и за сочинительским столом ему сидеть не удавалось. Опытная, привычная рука чертила условные знаки, как деревянный телеграф шевелит бессознательно руками и ногами; он передает тем, у кого есть ключ этой грамоты, все, что угодно, а сам ничего не знает, не ведает".
Опытный писарь должен был уметь слизать языком кляксу, соскоблить и затереть воском (или особой смолой - сандараком) неправильно написанную букву, но ошибок в письме у него почти не бывало.
Писарские почерки, несмотря на стремление их унифицировать, отличались индивидуальными качествами. Л.Б. Модзалевский безошибочно определял, кем из писарей XVIII в. была изготовлена та или иная рукопись в пределах архивных фондов Академии наук1.
Кадры писарей готовились в военном ведомстве, в гражданской службе использовался "самотек". Для подготовки писарей существовали особые писарские классы, учреждавшиеся при управлениях уездных воинских начальников. Кандидаты подбирались из новобранцев. Класс состоял из 4-10 учеников. Курс обучения составляли строевая подготовка, грамматика и чистописание, арифметика, формы писания деловых бумаг и пр.; после десятимесячного обучения штаб распределял окончивших на работу. Другими источниками комплектования писарей были школы солдатских детей и нестроевые части2. Многие родители из-за нужды определяли своих детей "по чернильной части".
Забитые и бесправные, низко оплачиваемые, писцы составляли нечто вроде париев в сложной иерархии государственного бюрократического аппарата. У них не было почти никаких шансов выдвинуться, и в итоге многолетней тяжелой работы они выходили на грошовую пенсию, едва обеспечивающую прожиточный минимум. В военных учреждениях Российской империи услугами писарей пользовались дольше, чем в гражданской
41
службе: уже повсеместно существовали пишущие машинки, а военное ведомство даже в начале XX в. предпочитало дешевый рукописный труд. Переписка от руки сохранилась до первой мировой войны. В некоторых учреждениях Советской армии она применяется и теперь1.
Особую разновидность представляли переписчики ролей для театра. По свидетельствам Н.Д. Телешова и В.А. Гиляровского, в Москве на Хитровке существовали даже особые артели. Видеть членов артели было невозможно: им не в чем было выйти на улицу, писали они лежа на полу, а все сношения с внешним миром осуществлял их уполномоченный, бравший за эту "организационную работу" немалый процент2.
Писарь XVIII-XX вв. отличался от переписчика старых времен одной существенно важной чертой. Он был только копиист, т.е. точно переписывал лежащий перед ним текст. Если что-либо оставалось переписчиком непонятным или неразобранным, он оставлял пустое место, а начальник или автор сам вписывал не прочитанные писарем слова. В древние времена переписчик не имел дела с автором и "исправлял" так или иначе осмысляя непонятные места: тем самым он становился редактором, текстологом, даже, по существу, соавтором. Писарская копия не аутентична авторской рукописи и требует в той или иной форме авторизации. Небрежность или невольный промах могут быть источником порчи текста.
42
1
Старое словоупотребление различало писаря и писца. По Далю, "писарь" - низшее должностное лицо для переписки бумаг, а "писец" - переписчик, не состоявший в штатной должности, но занимавшийся, в сущности, тем же.
2
Цит. по статье
Евсеева И.Е. Краткий очерк обучения чистописанию в наших училищах. Русская школа, 1894, № 3, с. 25.
3
Зарина-Новикова Е.И. Воспоминания. Не издано. - Отдел рукописей Института русской литературы АН СССР, P. I, oп. 10, № 20/2, л. 600.
1
Морозов Н.А. Повести моей жизни. М., 1947, т. II, с. 467. Профессия писаря традиционна была только мужской.
2
Соловьев Ю.Я. Воспоминания дипломата. 1893-1922. М., 1959, с. 30.
3
Ср. в рассказе Н.А. Добролюбова "Донос": "Председатель обращал особенное внимание на то, чтобы у прописных букв головки делались самые маленькие, и Ошарский скрепя сердце стал писать так, что его глаголи и рцы походили на огромнейший шест, с едва заметной наверху скворечницей".
1
Берков П.Н. История советского библиофильства М., 1971 с. 172.
2
Свод военных постановлений 1869 года. СПб., 1907, кн. XV, с. 334-335.
1
Василевский А.М. Дело всей жизни. - Новый мир, 1973, № 5, с. 238; стихотворение Б. Слуцкого "Писаря". - Октябрь, 1955, № 2 и др.
2
Телешов Н.Д. Записки писателя. М., 1950, с. 257-258;
Гиляровский Вл. Москва и москвичи. Очерки старомосковского быта. Ростов-на-Дону, 1958, с. 37, 39.
