КУРТ БРЕЙЗИГ^*

ЗАКОНЫ МИРОВОЙ ИСТОРИИ

"Несомненно, все эти скрещивания мировой истории производят некоторое впечатление грубой случайности, хотя бы они определенно вызывались самыми неизбежными сцеплениями причин, Тем спокойнее обращается взор, ищущий законов и порядка, к ступенчатому строению (Stufenbau) мировой истории, которое в себе самом заключает закон и правило. Да, закон, ибо теперь, думается мне, своевременно говорить о законах истории. Поскольку предметом исследования была сама по себе богатая и обширная, но весьма ограниченная область европейской истории, можно было говорить, самое большее, о закономерности. Но теперь, когда может идти речь о целостности мировой истории, хотя бы в беглом и поверхностном очерке, нет надобности боязливо отступать перед великим словом исторического закона. Ибо первое требование для закона, заслуживающего, с научной точки зрения, этого наименования, выполнено тогда, когда полностью доставлен материал для наблюдения.

О подобной полноте наблюдения, в смысле подробного исследования, не может быть и речи также и для предлагаемой здесь беглой попытки. Но достаточно обрисовки самых общих очертаний картины, чтобы найти некоторые законы всемирно-исторического процесса, которые, конечно, должны рассматриваться лишь как временные, нуждающиеся, быть может, в известном ограничении и усовершенствовании. Они зато могут похвалиться тем, что покоятся не на пустом и отвлеченном и в высокой степени произвольно выдуманном строе мыслей, как положения Гегеля, или что они не так бледно и поверхностно судят об исторической

150

действительности, как законы Бокля, отчасти недостаточные и по своей отвлеченной форме.

Первый закон: из первобытных зародышевых форм полового общения, группового брака с беспорядочными сношениями или других, сродных с ними первичных форм должна развиться отдельная семья, состоящая из одного мужчины и одной или нескольких жен и их потомства.

Второй закон: из отдельных семей, с ростом последующих поколений и с увеличением связи между ними, возникают дальнейшие кровные союзы: большая семья, род и родовая община.

При этом следует заметить, что под кровным союзом понимается соединение всех тех лиц, которые чувствуют себя связанными общим происхождением от одного мужчины или одной женщины.

Третий закон: из кровного общения, имеющего государственное подобие, по истечении известных периодов времени и развития, должен возникнуть действительный, хотя и неустойчивый вначале, государственный союз, путем соединения двух или более кровных союзов в одно чисто государственное, т.е. не связанное более кровным родством единство, и установления известной конституции.

При этом надо отметить, что под государством понимается известное количество людей, объединенных для внешней защиты и внутреннего общения рядом общественных учреждений регулирующего и совещательного характера.

Четвертый закон: из простейшей формы государственного единства, поселения, при росте числа людей и укреплении общественных наклонностей, должны вырасти более значительные общины, а именно: народности, объединяющие несколько поселений, племен, несколько народностей.

Пятый закон: из свободных родов до-государственного периода, при наступлении государственного объединения, должны образоваться зависимые, но все еще мощные, особенно часто управляемые собственными вождями, общины того же наименования.

Шестой закон: из натурального общего хозяйства отдельной семьи, при росте и расщеплении этих простейших кровных союзов, должно возникнуть умышленно сохраняемое в изолированном состоянии общее хозяйство больших семей и родов.

Седьмой закон: из общего хозяйства более крупных кровных союзов, при объединении нескольких из них в поселение, должно возникнуть более обширное и более искусственное общее хозяйство таковых.

Восьмой закон: зарождающиеся государства, при достаточно сильных общественных наклонностях, должны перейти от неустойчивой организации, которую они принимают вначале, напр., в виде передачи дела управления одному из равноправных родовых вождей, к более высоким государственным формам, напр., к организации представительных собраний, хотя бы всех родовых вождей данного племени.

151

Девятый закон: при более резком отграничении государственных единств от внешнего мира и более прочной связи членов их между собой, государственный строй должен преобразоваться из формы свободного народоправства в форму более сильного господства отдельного лица.

Десятый закон: мягкое сперва господство отдельного лица, при дальнейшем росте, должно привести к более суровому подчинению составляющих народ людей, к воинственному расширению государства вовне и к обеспеченной особыми учреждениями прочности и устойчивости государственного строя.

Одиннадцатый закон: установление сильной королевской власти должно, вместо существующего сословия почти полного отсутствия классов, вызывать к жизни дворянство, будь то высшее дворянство, образовавшееся путем подчинения королевской власти первоначально равноправных вождей, будь то низшее служилое дворянство, создавшееся путем выделения военного и чиновного сословия.

Двенадцатый закон: из общего хозяйства, при переходе от народоправства к господству отдельного лица, должна развиться частная собственность отдельной личности и отдельной семьи.

Тринадцатый закон: у народов с сильной и широкообъемлющей королевской властью многобожие должно превратиться в почитание немногих богов, а впоследствии одного высшего или даже единственного бога.

Четырнадцатый закон: при достаточной жизненности народа, в областях с сильной королевской властью, вследствие внешнего или внутреннего ослабления этой власти, должно образоваться оппозиционное движение дворянства, которое ведет затем либо к прежнему распадению государственной территории на части, управляемые на полугосударственный манер представителями дворянства, либо при сохранении государственной целостности - к вытеснению королевской власти господством дворянства.

Пятнадцатый закон: почти одновременно с этим государственным изменением, при достаточной душевной силе, крепкая, но элементарная форма старой веры в бога должна превратиться в более глубокое сознание непостижимости и неопределимости миробытия и в страстное почитание божественности, олицетворяющей это миробытие, или самого непостижимого.

Шестнадцатый закон: при очень деятельном росте народных сил, за периодом господства дворянства должно последовать новое усиление государственной идеи по существу, в форме ли восстановления королевской власти или в форме более строго выдержанного, более государственного дворянского или смешанного строя, представляющего собой полудворянское, полународное господство.

Семнадцатый закон: за периодом менее значительной деятельности государства вовне, который связан с господством дворянства и его частыми внутренними раздорами, должен, вместе с более тесной конституционной связью, последовать период значительного увеличения государственных и завоевательных войн.

152

Восемнадцатый закон: при том же прогрессе роста, против этой королевской власти должно выступить движение в пользу господства народа, каковое движение, в свою очередь, проводится полностью или частично или превращается в новую форму монархической идеи, т.е. господства одного лица, которое выступает, правда, более демократически, но не менее претенциозно,чем только недавно упраздненная королевская власть.

Девятнадцатый закон: с переходом от королевской к императорской власти должно вновь возрасти искусство внешней и завоевательной государственной политики и привести к созданию мировых и больших колониальных империй, а вместе с этим, в тот же фарватер должна быть отчасти втянута и демократия, хотя последняя и стремится к установлению общегражданского мира в мировом масштабе и фактически достигает более продолжительных периодов мира.

Двадцатый закон: при императорской или одинаково развитой с ней демократической власти народное хозяйство должно достигнуть неслыханного ранее подъема в области торговли и промышленности.

Двадцать первый закон: этот рост торговли и промышленности должен, с одной стороны, вести к значительному усилению частной собственности и к образованию весьма крупных состояний у немногих, а с другой стороны, большей частью под давлением растущего обнищания массы, к ощутительному или определенному стремлению к новому общественному хозяйству.

Двадцать второй закон: религиозная жизнь у народов такой повышенной политической и хозяйственной структуры должна перейти от состояния ограниченной разумом привычной веры в другое состояние, над которым господствует контраст между полным отрицанием религии и сильными проявлениями нового религиозного движения или жажды к новому мировоззрению.

Двадцать третий закон: наука у народов такой повышенной политической и хозяйственной структуры должна из подготовительной стадии достигнуть небывалого развития в направлении точного, описательного, опытного исследования.

Двадцать четвертый закон: искусство у народов такой повышенной политической и хозяйственной структуры должно превратиться из состояния высокого расцвета в отношении, главным образом, формы и фантазии в другое состояние, где господствует небывалое ранее точное и описательное изображение действительности.

Можно тотчас заметить, что эти законы прослеживают с некоторой последовательностью лишь политическую жизнь народов. Законы, касающиеся других областей истории, довольно отрывочные, приведены лишь для того, чтобы доказать возможность установить и для их развития принудительную закономерность, не выставляя поспешных утверждений, там, где состояние наших знаний не позволяет сказать ничего определенного. Что касается отвлеченной формы этих положений, то я полагал, что закон правилен лишь тогда, когда он выражает неизбежную последовательность

153

двух или более событий или групп событий одних за другими".

"По отношению к главному возражению... что эти законы не являются достаточно вневременными и потому безусловными, следует указать, что правило не становится менее всеобщим и неограниченным от того, что оно связано с периодическими ступенями развития. Эта связь означает лишь ограничение круга, но не уменьшение его доказательной силы. Неопровержимым доказательством этой мысли служит своеобразный преходяще-непреходящий отпечаток руководящей основной мысли этого правила, а именно: мысли о ступенчатой последовательности. Еще сейчас существуют весьма многочисленные племена и народности, которые находятся в совершенно первобытном состоянии, и нет никакого сомнения, что еще и в настоящее время то или другое из этих племен, при достаточной жизненности и полной обеспеченности от европейского вмешательства, было бы в состоянии сделать шаг от первобытной эпохи к ступени древности. Но этим была бы доказана полная сила законов, действительность которых в истории высокоразвитых народов, конечно, относится к столетиям и тысячелетиям назад. Впрочем, уже теперь недалеко то время, когда будет завершено завоевание земного шара европейцами, и тем самым будут уничтожены еще сохранившиеся остатки всех низших ступеней. Но единообразие человеческого развития проходило весьма явственно, и ни в малейшей степени не является случайностью. Пусть оно прерывается в жизненной нити того или иного развития, которое, не встречая препятствий, могло бы еще неопределенно долгое время продолжать свой путь. Но если таким образом оказывается, что значительное число выставленных здесь законов в известную эпоху не обнаруживали своего действия, то этим не уменьшается их значение. Если, например, химический закон устанавливает, какая реакция происходит при определенном соединении двух элементов, то он не теряет своей силы от того, что в течение тысячи лет или от сегодняшнего дня до конца существования земли оба эти элемента никогда не войдут между собой в соприкосновение. Отсутствие у этих законов меры и числа есть недостаток точного определения границ, но не порок по существу. Этот недостаток свойствен всей исторической науке и исчезнет лишь в будущем".

"Но вопреки этому неприязненному отношению, законы, вроде здесь выставленных, не смогут отставать в абстрактном расчленении, но надо будет думать о том, чтобы обнять их более общими, высшими законами. Ибо, хотя все эти положения вполне могут притязать на наименование закона, однако, они настоятельно требуют ссылки на законы более высокого порядка.

В качестве первого из этих законов второй ступени можно выставить прежде всего общее правило: подъем народов совершается исключительно в определенной последовательности ступеней общественного и духовного развития, при чем следует заметить, что подъем понимается лишь как символ движения, но не улучшения по существу, и, далее, что этот закон должен не только преодолеть

154

множественность и раздробленность происходивших до сих пор раздельно процессов развития народов, но иметь значение и для направления движения в будущем. Впрочем, в будущем эта раздробленность будет, вероятно, все меньше иметь места, но и теперь уже, быть может, историк, ищущий законов, не находит параллелизма в древней и новой европейской истории, тот самый историк, который мог вывести из этой наличности двух пучков развития первое и самое надежное обоснование своего права выставлять законы. Даже раздробление на народы и группы народов, которое ныне дает второй повод к подобным законам, тоже когда-нибудь исчезнет. Все же после столь продолжительного периода наблюдения можно выставить правило, что развитие души человечества всегда будет идти некоторое время в одном направлении, а затем в другом, что может быть названо ступенчатой последовательностью. Нет оснований полагать, что это обыкновение, которое она сохранила на протяжении десяти тысяч лет в своих частях, будет утрачено ею в качестве нераздельного целого.

От подобных примесей и сомнений свободен второй закон высшего порядка, который имеет своей предпосылкой несколько низших законов, не приведенных выше краткости ради. Если иметь в виду сперва область государственно-хозяйственного развития, то можно установить, что первобытная эпоха есть период преимущественно общественных наклонностей, древность - господство личного начала, что средневековье вновь носит на себе отпечаток первобытной эпохи, а новое время - древности, и что новое время принесло с собой повторный возврат к общественному мышлению, но непосредственно за ним идет сильный подъем индивидуализма. Из этих законов, которые легко могут быть выражены рядом законов низшего порядка, можно вывести более высокий закон, что в ступенчатой последовательности времен выделяются эпохи, в которых господствует индивидуализм, и эпохи, в которых преобладают общественные склонности.

Я не знаю, какие еще законы можно прибавить к этим обоим: к тому общему, составляющему, до некоторой степени, лишь предпосылку всякой специальной закономерности, и к этому единственному закону. Надлежит лишь отметить возможность других законов: так, в-третьих, можно доказать в последовательности исторических процессов еще большую и отчасти гораздо более сложную закономерность, чем та закономерность в параллельности развития, а не хронологической последовательности, на основании которой были выставлены законы первого порядка. По крайней мере, длинные ряды древней и новой европейской истории - все прочие слишком коротки - позволяют нам наблюдать не только маятникообразные движения, к допущению которых побуждает нас смена индивидуалистических и общественных течений, но и шире простирающуюся кругообразную закономерность. Последовательность слабой, растущей, мощной монархии повторяется в новоевропейской политической истории, после того как она в первый раз прошла через первобытный и древний периоды, с поразительным

155

сходством в позднем средневековьи и в новое и новейшее время; империя Наполеона имеет не только внешнее и случайное сходство с империей Карла Великого^*.

В-четвертых, будет, пожалуй, возможно установить более высокий закон для связей и сходств между рядами умственного и общественного развития, каковые сходства всегда можно доказать: напр., совпадение далеких от действительности искусства и науки с господством индивидуализма в практической жизни, смиренного размышления с смиренным общественным чувством так очевидно доказаны в 19-м столетии вплоть до разделения на десятилетия, что тут можно предполагать последовательность, а следовательно и закономерность исторических событий.

В-пятых, науке удастся, вероятно, путем десятилетий напряженной работы сравнительного исследования установить влияние отдельных рядов развития исторической жизни друг на друга, следовательно, между прочим, и хозяйственных. Непосредственные влияния почвы на умственную жизнь, солнца -на душу, науки -на государство и многие другие заслуживают, на мой взгляд, большого внимания историка. Быть может, удастся тогда найти несколько более общих законов для этих взаимных воздействий.

В-шестых, эволюционное учение о жизни новейшего естествознания выставило и отчасти доказало утверждение, что физическое развитие индивидуума соответствует развитию вида, рода, даже всего животного мира, что онтогенез и филогенез, как выражается школьный язык биологии, параллельны друг другу. Не является невозможностью выставить подобное же утверждение для параллелизма душевного развития индивидуума и человеческого рода в истории. Если этот параллелизм можно будет доказать, в пользу чего говорит пока некоторое сходство между первобытным человеком и ребенком, то он будет иметь значение закона высшего порядка.

В-седьмых, с гораздо большей вероятностью будут установлены некоторые законы высшего порядка о способе передачи разными ступенями друг другу своей цивилизации, а в-восьмых, целый ряд других законов о том, как народы различных ступеней во враждебной или мирной борьбе одерживают друг над другом верх, одолевают, влияют и умственно или политически подчиняют друг друга.

Я считаю нужным остановиться, и прежде, чем кончить, резко подчеркнуть недостатки и границы всех подобного рода рассуждений. Прежде всего, нельзя скрывать, что эти принципы сами по себе не разрешат и даже не коснутся загадки исторического хода событий и причинной связи вещей. Они только отмечают на основании опыта постоянную смену событий, частью в форме,

156

связанной с определенной эпохой развития человечества - таковы первые законы низшего порядка,- частью с притязанием на общую значимость, обнимающую все течение истории: таковы законы высшего порядка. Но они не притязают на то, чтобы объяснить, почему эта смена событий происходидт с такой закономерностью. Впрочем, насколько мне позволяют судить мои недостаточные познания, они в этом отношении не отстают от законов, которые удалось установить естествоиспытателям.

А во-вторых, подобная закономерность и сейчас еще абсолютно не может охватить исторические события целиком. Она, можно сказать, дает скелет мировой истории; но совершенно не затрагивает живой плоти и крови людей и народов в их частностях и подробностях или охватывает все их богатство в таких обширных рамках, что внутри их остается свободное пространство. Правда, эта закономерность руководится воззрением, что правильное познание того, что имеет частный, особенный характер возможно лишь после предшествующего познания того, что является общим. Но она впала бы в старую ошибку односторонности, от которой так страдает отрицаемая ею описательная историческая наука, которая хочет видеть всегда лишь единичное и во всех случаях выдавать его за единственное, если бы не признала, что она еще очень далека от закономерного или даже отвлеченного познания единичного. Это разъяснение относится, в первую очередь, к единичностям, особенностям рас и народностей, как и великих людей. Отрицать их было бы так же нелепо, как и отрицать всякую закономерность исторических событий. И они стоят под сенью великого закона причинности, обусловленности, предопределенности всего исторического процесса, и прочность его не могут расшатать "ходовые словечки" о случае, о свободной воле и новейшее словечко о различии между становящейся историей, будто бы определяемой случаем и свободной волей, и ставшей историей, будто бы определяемой причинно".

"Наконец, меньше всего следует отрицать особенность и единичность всемирно-исторического процесса, как целого. Все те, так сказать, случайности совпадения неравных по ступеням развития, все перекрещивания счета по ступеням со счетом чисел, столетий, тысячелетий, о которых здесь так убедительно говорилось, делают несомненной единичностью этого обширнейшего и сложнейшего процесса, который, вообще, знает история. Великие слова Вико, пророка и провозвестника нашей науки, которые мы уже тут однажды приводили, могли бы относиться и ко всему историческому процессу, когда он говорит, что с той же необходимостью, с какой протекает вся история этой планеты, проходила бы история всякой другой звезды, возникшей в тех же условиях, что и наша Земля. Но недопустимо говорить о законах, для подтверждения которых имеется лишь единственный случай наблюдения. Будет уже очень много, если когда-нибудь удастся с уверенностью доказать законы для отдельных повторяющихся частей этого общего процесса- подобные тем, первые неясные и смутные очертания которых я попытался дать на этих страницах".

157